TYL! dark Хром/ TYL! Тсуна. TYL! Мукуро/TYL! Киоко.
AU. Хром всерьез любит босса, но тот собирается жениться на Киоко. Чтобы заполучить Саваду, Хром просит помощи наставника. Вместе они доводят Тсуну эротическими снами о Хром, Киоко до сумасшествия. В результате Сасагава в психушке, а Тсуна не совсем в своем уме, но твердо уверен, что всегда любил Хром. Никто из хранителей не замечает подмены стараниями Мукуро. A+ NC акцент на эротические мечты Хром о своем боссе.
AU. Хром всерьез любит босса, но тот собирается жениться на Киоко. Чтобы заполучить Саваду, Хром просит помощи наставника. Вместе они доводят Тсуну эротическими снами о Хром, Киоко до сумасшествия. В результате Сасагава в психушке, а Тсуна не совсем в своем уме, но твердо уверен, что всегда любил Хром. Никто из хранителей не замечает подмены стараниями Мукуро. A+ NC акцент на эротические мечты Хром о своем боссе.
2) Автор болеет ангиной и курит ромашковую траву. Это отображается в тексте. Наверное. Но не факт.
3) ООС и много левых, странных, непонятно откуда взявшихся пейрингов.
4) Автор любит детали, сложные предложения и диалоги.
5) Автор - внимание, - любит Киоко. Думаю, этот факт достоин стать предупреждением.
Старые часы с черным циферблатом и поржавевшими от времени металлическими стрелками показывали 19:00, когда в воздухе кафе снова заструилась мелодия, чем-то отдаленно напоминающая музыку прошлых лет.
Когда-то Наги уже была во Франции. Когда-то давно, еще до этого охваченного пеленой безумия существования; когда-то давно, еще до светлых перчаток, мундштука и легкой полуулыбки. Это "давно" тонуло в тех временах, когда дни не измерялись количеством серости за один час, которое она видела в душах людей, за фальшивыми усмешками, потными руками и заинтересованным взглядом; когда время не казалось застывшим в одной фазе, когда жизнь еще не стала прогнившим и пожухлым существованием, бесконечную пелену одинаковых событий которого прорывали лишь теплые карие глаза.
Наги не скучала по детству - та жизнь уже не принадлежала ей. Одиночество, впитавшееся в вены вместе с терпким запахом полыни и льна, когда она с родителями ездила за город, острая, прожигающая боль с привкусом морской соли, когда она, впервые увидев море, сорвалась со скалы, и, наконец, легкая, невесомая радость, цвета маковых цветов и меда в баночках с красивыми этикетками, которые стояли на прилавке одного кафе, в которое она забегала каждое утро - все эти воспоминания она не имела права называть своими.
Свои - кровь на тонких пальцах, забрызганный красным воротник белой рубашки, выглядывающий из-под темного пиджака.
Свои - постоянная, не прекращающаяся прохлада на кончиках пальцев.
Свои - насмешка в разноцветных глазах.
Свои - улыбка человека, который никогда не будет принадлежать ей.
При этой мысли, Хром прикрыла глаза - затрепетали темные ресницы. Она так злилась в последнее время - без криков, без сжимающихся кулаков, без яростного взгляда (девочка она какая-то, что ли) - просто полуприкрытые глаза и ровное дыхание. Ничего примечательного.
Она приподняла чашку к губам - обжигающий, полный кофейной горечи дым ударил в лицо, - сделала несколько глотков. С лежащей на столе газеты на неё глядело лицо какой-то американской певицы - волосы светлые, спутанные (нарочно, правда), губы покрыты толстым слоем помады, на скулах видна неровно лежащая пудра.
У Докуро уже вошло в привычку искать изъяны во всем, что её окружало. Разбитый краешек у цветочного горшка, специально повернутого поврежденным боком к стене - чтобы посетители не заметили; синяя точка на кармане у официанта - видимо, чернила из авторучки потекли; выбившийся локон из прически сидящей за соседним столиком брюнетки, недостаточное количество лепестков у цветка, потертый край рамки для фотографии. Все изъяны. Всё, что угодно. И главный из этого всего - она.
Это ощущение, на самом деле, преследовало её с того самого момента, как она очутилась в спортивном зале - перед схваткой с Маммоном, - и чмокнула Тсуну в щеку. Точнее - Мукуро чмокнул.
"Тебе понравится, моя милая Наги", - эхом тогда отдалось в её ушах. О, Хром почти проклинала его за этот момент. Для иллюзиониста эта была маленькая месть, для неё - первый шаг в преисподнюю.
Ведь глядя, как запылали бледно-алым мальчишеские щеки, она уже знала, что готова умереть за этого человека. А потом началось...
Дрожали огоньки свеч. В черном, как ночное море, небе, мигали яркие точки звезд. Месяц, словно плескающаяся в этой бездонной черной воде лодка, сотканная из одного лишь света, блуждающая в безымянном море, казался настолько ослепительным, что приходилось зажмуривать глаза.
В этом мире все ощущения были обостренны до предела.
Она выдохнула - рвано, быстро, - когда горячие руки коснулись оголенных плеч, повели вниз - к запястьям, взяли её руки в свои; несколько секунд она вслушивалась в биение чужого сердца у левой лопатки, но, не выдержав, обернулась, впилась жадным поцелуем в горячие, пахнущие чем-то родным и невесомым, губы... и, кажется, опьянела от ощущений, когда губы стали двигаться ей навстречу. Глаза не закрывала - видеть зрачки, что расширились от возбуждения, заалевшие от стеснения щеки и мягкие прядки волос казалось необходимой потребностью.
- Хром...
Она подтолкнула его к кровати, села сверху, чуть закусив губу от нахлынувшей боли, вглядывалась в карие глаза, которые отражали её силуэт - тонкий, словно изломленный наслаждением. Ей казалось, что безумное, скользящее, как его легкие прикосновения, возбуждение, затягивает её в темную бездну - почти такую же, каковой казалось небо... или море? за окном.
Переплетающиеся в замок пальцы, сбившиеся дыхание, хриплый шепот.
Они и правда одни в этом мире.
...Она вздрогнула - в воздухе послышался терпкий запах зеленого чая.
- Заметила все-таки, - засмеялся кто-то у неё над ухом.
От кого-то, помимо зеленого чая, пахло кровью и сандалом - Хром позволила себе секундную улыбку. Теплые губы мазнули её по щеке, и в тот же момент, на противоположном стуле оказался Рокудо Мукуро.
- Наги, - он чуть склонил голову, как бы выражая почтение.
- Мукуро, - Хром пододвинула к нему свою чашку с кофе, - тебе не идут галстуки.
- С каких это пор ты озаботилась моей одеждой? - хитро прищурился иллюзионист, делая глоток. - Мерзость. Как ты можешь это пить?
- С тех пор, как ты стал носить галстуки, - парировала она. Вопрос о кофе, разумеется, остался проигнорированным - скорее бы Рокудо съел собственный трезубец, чем Хром стала бы отвечать на его насмешливые выпады - он ведь и так знал, о чем она подумала.
- Кее нравятся галстуки.
- Ему нравится их снимать, - заметила Докуро, отнимая у него чашку, - твои губы пахнут чаем. Это перебивает вкус кофе.
- Не любишь чай? - Мукуро подпер ладонями подбородок и с интересом на неё посмотрел.
- Я люблю кофе.
Они все равно допили чашку вместе. У обоих стоял во рту легкий привкус кофейной гущи. Подошедшая официантка, окрыленная выражением, которое подарили ей глаза Мукуро, побежала за минеральной водой.
- Ты был в Италии? - после долгой паузы спросила Хром.
Рокудо кивнул, разглядывая едва видные узоры на её перчатках, лежавших на краешке стола.
- Фран почти освоился... носит эту дурацкую шапку, - легко сказал он, - М.М. в очередной раз развела какого-то богатого сеньора на большие деньги.
- А... - Хром запнулась, надеясь на то, что Мукуро поймет, о чем она хотела спросить. Признавать интерес вслух не было никакого желания.
- Свадьба в марте.
Докуро неопределенно повела плечом, думая, что эта чертова волна злости, боли и отчаянья, поднимающаяся внутри, заметна в её глазах даже простому прохожему, а Мукуро - и подавно.
- Будешь плакать?
- Мне нужна твоя помощь, - она прямо посмотрела в синие глаза.
- Ты же уже выросла, милая Наги... - Рокудо дернул уголком губ, - Пора понять, что есть вещи, которые невозможно изменить.
- Я могу это изменить! - секундная вспышка злости, и снова - полное безразличие на красивом лице. - Ты хочешь, чтобы я просила?
- Попробуй. Хотя нет, не нужно, - Мукуро заглянул в маленькую чашечку. Две линии темной гущи поднимались со дна к краям. Две судьбы, расплетенные из одного желания. - Я помогу тебе. В конце концов, я не хочу крови. Ответь мне на один вопрос...
Хром замерла и кивнула.
- Ты ненавидишь себя? За слабость?
- Да, - чуть подумав ответила она.
- Тогда эта слабость убьет тебя. Жаль, - Мукуро поднялся со стула и направился к выходу.
Принесли минеральную воду. Официантка расстроенно заморгала, уже обдумывая предположение того, что этот манящий взгляд был галлюцинацией.
Хром победоносно усмехнулась, и от этой улыбки у официантки похолодело в животе. Она начнет сейчас же.
Он взял её руку в свою и обхватил за талию.
Раздалась музыка. Сначала плавная, после - резко переходящая в быстрый, стремительный темп, и вот он уже сам не понимал, каким образом ему удавалось двигаться, попадать в такт.
Улыбка Хром была... искренней и манящей, в темных глазах разгоралось пламя, невиданное ранее. Она что-то шептала - кажется, подпевала высокому, мелодичному голосу из колонок, на её коже мелькали отблески света, её ресницы дрожали, отбрасывая легкую тень. Казалось, он придумывал её, его воображение создавало её - такую нежную и правильную. Её ноги неотступно следовали за его, её движения вторили его движеньем, глаза следили за выражением его глаз.
Он прогадал момент, когда его губы коснулись губ Хром, а дрожащие от нетерпения пальцы скинули с её плеч бретельки платья; пьянила собственная решительность, собственная инициатива, собственная бесстыдность. Эту девушку хотелось так, будто какой-то индийский дурман ударил в голову, взбудоражил кровь.
Когда тонкие пальцы коснулись кожи под рубашкой, заскользили по груди, нарочно задевая соски, ему - на одно мгновенье, - показалось, что эта реальность соткана именно этими холодными рукам. Но наваждение вскоре схлынуло, захлестываемое желанием.
Тсуна проснулся с горящими щеками.
- Киоко... ты просила разбудить тебя в семь, - легкий и щекочущий шепот в ухо, такой сладкий и приятный, что хотелось только подставится поближе к губам, и никуда, никогда не уходить. По коже забежали мурашки. Она потянулась, обхватила его за шею, запустила пальцы в каштановые волосы, и, не открывая глаз, на ощупь - шея, щека, подбородок, нашла губы и прижалась к ним своими.
- Я не хочу никуда уходить, - недовольно шепнула она. - Хочу, чтобы одежда сама шилась, как в "Золушке".
- Так не иди, - теплая ладонь прошлась по её спине. - Возьмешь выходной. Сходим в лунапарк.
Она хихикнула.
- Отлично. Босс великой Вонголы - гроза мафиозного мира, и его невеста - начинающий модельер, с огромными от страха глазищами лезут на "Американские горки". Картина маслом, а?
- А что, - Тсуна улыбнулся, беря её руки в свои, - все и так знают, что самый грозный у нас Хибари, а самый буйный - Гокудера. Еще Занзаса можно вспомнить. Иногда мне кажется, что я тут только подписи ставлю на бумагах, да чистописание тренирую.
- Оно-то, может быть, и к лучшему... - Киоко счастливо зажмурилась.
- Ты правда не боишься? - тон Савады вдруг стал серьёзным.
- Знаешь, еще один вопрос в таком духе, и я отведу тебя к психиатру, - она строго посмотрела на парня, выпрямилась и потянулась за футболкой. - Сказала ведь: не боюсь. Не понимаешь с одного раза, бесполезный Тсуна?
Последнее обращение прозвучало с таким ехидством, что Тсуна покраснел от стыда, невольно вспомнив детские годы. Киоко засмеялась, и тут же была перевернута на спину, с запрокинутой чуть ли не до груди футболкой и совершенно шальными глазами. Савада прижал её запястья к подушке.
- Я тебя так сильно задела? - нежно и слегка насмешливо спросила она, подаваясь вперед, снова целуя Саваду в губы, и легла обратно.
Золотистые волосы, порядком отросшие за последние годы, растрепались по подушке, легкий вишневый румянец, тронувший щеки, сияющие счастьем карие глаза, запах полевых цветов - все это кружило голову, щемило сердце, кровью отдавалось в висках. Как же он её любил...
- Похоже, тебе придется задержатся.
В ванной пахло корицей, вереском и вишней - ароматы переплетались, ударяли в голову вместе со сладостно-невыносимым возбуждением. Абсолютная, тягучая темнота - в ней легче дать волю иллюзии, - окутывала со всех сторон, скользила теплыми, горящими пальцами по животу и ниже, так, что внутренности словно жгутом стягивало - больно, но одновременно сладостно, невыносимо. Тяжелое дыхание у губ, оковы на запястьях, сдирающие кожу практически до крови, медленные, тягучие движения навстречу... кровь стекала по предплечью, но тут же убиралась влажным языком. Она выгибалась дугой от нарастающего, словно цунами, удовольствия, будто пыталась по капле отдаться, переплавится в чужое тело, в чужую плоть, в чужую кожу.
Хром вышла из душа, когда от щек схлынул непростительный для её аватары румянец, а в душе утихла то стремительное, струящееся по венам желание и предвкушение.
- Я хочу, чтобы она сошла с ума, - произнесла она, закрывая дверь и обматываясь полотенцем. Мукуро оторвался от книги.
- Гораздо гуманнее было бы её убить, - заметил он, - или, по крайней мере, стереть память.
- Нет. Я хочу, чтобы она страдала. Чтобы потом смерть казалась ей спасением.
- Как ты, да? - поинтересовался Рокудо.
Хром промолчала.
- Неужели ты думаешь, что он не заметит?
- Я безупречная актриса, Мукуро, - напомнила девушка, направляясь в свою комнату, - как и ты. Ты научил меня этому.
- Ты сама научилась этому, Наги. Почвой для твоих умений стали безысходность, ревность и несчастная любовь, почвой для моих - потребность.
- Разве это не одно и тоже? - она оперлась на косяк двери, застегивая ширинку на джинсах. Тонкая, бледная, в белой фланелевой рубашке, расстегнутой на две верхние пуговицы, с распущенными темными волосами, Хром казалась марионеткой... темная, манящая красота.
- У тебя был выбор, - возразил Мукуро.
- У тебя тоже.
- Меня вынудили амбиции, тебя - обстоятельства. Видишь разницу? Ты просто не хотела казаться жалкой в глазах Савады Тсунаеши.
- Ты стал лицемером, - сухо произнесла Хром.
- Я и был им, - усмехнулся Мукуро, - а ты, не смотря на все свои старания, кажешься сейчас самым жалким существом на свете. И эта мастурбация в иллюзии с наручниками - только тому подтверждение.
Докуро прикрыла глаза от злости и глубоко, но незаметно, вдохнула. Наручники там были не удовольствия ради, а исключительно для того, чтобы не провалится в иллюзорный мир. Миражи, созданные ею, фантазии и ощущения, были насколько реальны, что боль, которая возникала при выныривании, равнялась чувству, когда тонкими щипцами с тела снимают кожу.
- Тогда я не понимаю, зачем ты мне помогаешь, - сказала она, поворачиваясь к наставнику спиной и поправляя воротник рубашки. Спина прямая, взгляд в зеркале - холодный, вот только пальцы немного дрожат - её тело всегда странно реагировало на Мукуро.
- Скучно, - признался тот, подходя к ней сзади, - мне в очередной раз плюнули в душу.
- Что-то не похоже, - Хром прищурилась. Его пальцы скользнули по тонкой шее, губы - коснулись волос. Хром пахла миндальным шампунем и корицей - удивительно теплый запах для того образа, который она так старалась поддерживать.
- Я просто не показываю всю глубину своих страданий, - Мукуро тихо засмеялся. Легким движением пальцев, он сплел из воздуха серебренную цепочку с крестом, и сомкнул её на шее Хром. Мучения Христа оказались в ямочке меж её ключиц.
- Любовь - всегда сумасшествие, - ярко улыбнулась она, принимая из его рук кружку, - ты бы не поступил так же на его месте?
Хаято пожал плечами и странно на неё посмотрел:
- Не знаю, Хару. Не приходилось, знаешь ли. Влюбляться, - он вынул из кармана рубашки сигарету. Закурил. Хару даже не поморщилась от дыма - видать, привыкла. Люди, с которыми она работала, часто курили - причем, большинство из них, предпочитали такую дрянь, что от них за километр разило никотином. - Меня не оставляет нехорошее предчувствие.
Миура сделала большой глоток кофе.
- У Тсуны есть интуиция Вонголы, - спокойно напомнила она. - Думаю, он почувствует, если что-то пойдет не так, да и...
- Да и кто я такой, чтобы судить Десятого? - добавил Гокудера. Хару усмехнулась - добавить-то она хотела не это.
- Слушай, отдохни. Съезди на море. Поругайся с Ямамото - он, кстати, сегодня вернулся, - может, пиво вернет тебя к жизни. Ты в последнее время слишком много думаешь.
- Тебе-то это не грозит, - насмешливо заметил Хаято.
- Ах, ну да. Я же дура, - Хару глупо захлопала ресницами. - Гокудера-сан, я покажу, что стану достойной женой для Тсуны-сана!
- Какие воспоминания, - Гокудера сделал затяжку и усмехнулся.
- Да, - девушка мечтательно посмотрела куда-то сквозь него, - почаще улыбайся, Гокудера... По-настоящему.
- Что?..
- И, научись, наконец, варить кофе, - она поставила чашку на столик и поднялась с дивана. Одернула юбку, подхватила с подлокотника зеленое клетчатое пальто, и вылетела из его кабинета, помахав рукой, - перестань думать! Хоть на мгновенье!
Киоко на цыпочках, осторожно пробралась в темную комнату, освещаемую лишь слабым светом половинной луны, тихо прикрыла двери. Тсуна, наверное, спал.
Девушка аккуратно стянула с себя вязанную кофту - в последнее время, её немного морозило, - опустила её на спинку стула. С кровати раздавалось тихое, мерное дыхание. Она улыбнулась - будущий жених в последнее время ужасно уставал; семейные дела навалились как снег на голову - перестрелка в центре города, убийство одного из водителей, его же странная посмертная записка. В преступном мире, как говорил Ямамото, развязывалось что-то грандиозное... Киоко от этих слов передергивало - она абсолютно эгоистично желала, чтобы все невзгоды обошли их стороной.
Хотя бы в эти несколько дней.
Скинув с себя одежду, Сасагава облачилась в белую футболку Тсуны, и... уставилась в зеркало.
На стене, внутри кровавой пентаграммы, было прибито бледное, синее в свете луны, тело Савады. Она закричала.
В Палермо шел дождь. По узким, мощенным улочкам главной улицы вниз, к морю, стекали струйки дождевой воды - теплой и грязной после столкновения с землей. Капли стучали о крыши громче, чем звон колокола собора, что оповещал о наставшем часе полудня.
Хару, получившая только что сообщение о том, что одна из семей, конкурирующих с Вонголой, собирается отплыть от пристани на приватном катере, бежала вниз по лабиринту из тесно пристроившихся друг к другу домов, задыхалась от соленых капель, которые время от времени били её по лицу. Промокшая до ниточки, она ругала себя за то, что не посмотрела с утра на прогноз погоды - можно ведь было, кстати, и зонтик взять.
Чертова девичья память...
Наконец, спустившись, Миура завидела чернокожего мужчину, стоящего на причале около одного из катеров, прикрывшего глаза ладонью так, будто его глаза слепило солнце. Она помахала рукой.
- Они собираются добраться до Агридженто вплавь, - сообщила Хару, заходя в каюту и отряхиваясь - капли с мокрых волос полетели во все стороны. Мужчина хмыкнул - им предстоял недолгий, но интересный путь.
Миура села на скамейку и откинула влажную челку.
Март начинался завтра. Свадьба Киоко и Тсуны - через неделю.
В голове девушки крутился единственный вопрос - "Какого черта я здесь делаю"?
***
- Босс.
Этот голос... возможно ли? Тсуна резко обернулся.
- Хром?! Ты... - что говорить? Как вообще можно было что-либо говорить, когда к щекам, от совершенно восхитительного вида девушки - легкое белое платье, перчатки и босоножки, - кровь приливала к щекам и слезились глаза. Как можно было говорить, когда коленки подгибались, а остатки здравого смысла свалили, сделав ручкой на прощанье.
Она сама подходит к нему, сама - медленно, отсчитывая секунды его болезненного безумия, расстегивает его рубашку - нежная кожа подушечек пальцев задевают его торс, сама снимает её, тянет рукавами вниз, и вместе со светлой тканью опускается на холодный мрамор.
- Хром, я... Киоко...
- Это всего лишь сон, - шепчет она, расстегивая ширинку на его джинсах, прижимаясь щекой к бедру, - наслаждайся, Тсуна...
Отголоски его имени тают в собственном стоне.
Тсуна ничего не мог с собой поделать. Он виновато смотрел на спящую Киоко, перед тем, как снова заснуть - но признаться невесте в постыдной... слабости? нет, постыдному влечению к своей Хранительнице - не мог. Просто - слишком долго он добивался её внимания, её, такой светлой и прекрасной, пахнущей летом и полевыми цветами, её - Киоко, чтобы все разрушить подобными словами. Мысли о том, что девушка может принять его и как-то... помочь? не возникало - в таких случаях ведь всегда явный сценарий. А он не хотел её терять. Все, что ему оставалось - это с постоянной, колющей в сердце болью, говорить Сасагаве, что любит её - так часто, сколько было можно - словно это могло искупить то, что творилось с его телом и подсознанием.
А ей было это нужно. Он заметил не сразу - лишь когда под её глазами появились тени, а - однажды, - она отпрыгнула от зеркала, будто боясь чего-то, что может увидеть за своим отражением. Спросить догадался еще позже.
- Киоко, - девушка вздрогнула и притянула к себе подушку. - Что-то случилось?.. Ты болезненно выглядишь в последние несколько дней.
- Кошмары, - слабо улыбнулась Сасагава, прижимаясь к изголовью кровати, зажимая подушку между грудью и коленями.
Тсуна сглотнул.
- И... что же тебе снится?
Киоко передернуло от воспоминаний.
Раз - веревка на её шее и растянутые в злобной ухмылке губы Тсунаеши раскрываются, чтобы сказать единственное слово - "ненавижу".
- Как ты убиваешь меня, - после недолгой паузы сказала она. Карие глаза наполнились влагой.
Два - безжизненное, безвольное разбитое тело. Три - множество трупов из самых родных, самых близких. Четыре - тюрьма. Капли мочи по углам. Мерзкий запах. Холодный камень под ногами. Четыре - гробница, погружаемая в землю. Пять - двое веселых ребятишек, через мгновенье валятся мертвыми наземь.
- Как умирают окружающие...
И дальше, дальше - нож в руках Савады Тсунаеши, оковы на её запястьях и щиколотках, нож чертит на её запястьях, на её животе, на её щеках ровные линии, и Киоко не надеется на прощение; дальше - упавший на свадебное платье бокал с красным вином, а потом - выстрелы, выстрелы, запах пыли, ударяющий в голову, головокружение, падение...
- Киоко?
- Да?
- Хочешь, чтобы я избавил тебя от этого?.. - хищная ухмылка.
- Т-тсуна... Не надо!
Тсуна стоял под теплыми струями с запрокинутой головой - в намокшей серой футболке. На щеках у него играл яркий румянец, искусанные покрасневшие губы дрожали, руки... Сасагава зажмурилась. Сил, для того, чтобы уйти не было, а тяжелый, просящий, хриплый голос Савады сквозь шум воды доносился до её ушей. Это было... жестоко. Ужасно жестоко. Коленки подогнулись и она сползла вниз, держась за косяк. Внутри все сжалось в сладостный, болезненный ком - стоны Тсуны, казалось, впрыскивали в её кровь какой-то яд, наркотик, отраву - называйте, как хотите, - она проникла в кровь, вплелась в вены, заставила её откинуть край футболки и...
- Хром, - шепнул Савада. - Хром, Хром... Не надо...
Хром?!
- Киоко. Киоко, милая, что случилось? Просыпайся... Эй... Тссс... Все хорошо, ну. Все будет хорошо, - и вот она снова в теплом кольце рук, сонная, глотающая соленые слезы на чужом плече, вцепившаяся в его рубашку. Его запах, его голос... как девушка могла знать, что это все - реально? Что вообще в этом мире есть реального? Как различить тонкую грань?
- Ты ведь никогда меня не бросишь? - всхлипывая, спросила она и почти через мгновенье потеряла сознание.
***
Хром и Мукуро всегда появлялись в особняке Вонголы незаметно... точнее, их присутствие замечалось не сразу. Пожалуй, единственным, кто знал, есть ли в доме иллюзионисты или нет, был Тсуна, потому что он, в основном, являлся причиной их прихода.
Ранее Хром забегала, чтобы сдать отчет о выполненной миссии, Мукуро - чтобы поиздеваться. Ранее они никогда не приходили вместе.
- Вы! - воскликнул Гокудера, который как раз собирался ехать в больницу. В больницу положили Киоко - Тсуна сидел там безвылазно, держал невесту за руку, склонив голову, словно каясь, вымаливая у той прощения. Сасагава находилась в коме вторые сутки.
- Мы, - согласился с ним Мукуро. - Куда спешишь? А как же дружеское объятье и рюмка чая?
- Гокудера-сан, - Хром склонила голову в знак приветствия.
Хаято моргнул.
- Я занят, - и, раздумывая о том, какого же черта они все-таки появились, направился к двери.
- Гокудера-сан, подождите! Я слышала о том, что случилось с Киоко-чан! Вы ведь сейчас в клинику, не так ли? - окликнула его иллюзионистка. Хаято посмотрел на неё через плечо - в промокшем от дождя пальто, с влажными волосами, Хром, судя по взгляду, действительно волновалась за невесту босса.
- Садись в машину, - он кивнул на дверь, пропуская её вперед. Когда девушка дернула за ручку автомобиля и скрылась за тонированным стеклом, Гокудера предостерегающе посмотрел на Мукуро.
Тот поднял руки.
- Хочешь, я буду стоять так, пока не вернется кто-то из Семьи? - насмешливо поинтересовался он.
- Позер.
- Тсуна?
Он вздрогнул, поднял голову - сердце его затопило радостью и щемящей нежностью. Киоко очнулась. Она была бледна, как простыни, на которых лежала, губы потрескались и чуть посинели, под глазами залегли еще большие тени.
- Ты очнулась, - он, наконец, позволил себе облегченно выдохнуть.
- Свадьба... прости, - она выдавила из себя улыбку, - что.. так получилось.. Со мной что-то творится, Тсу...
Её глаза затуманились. Савада покачал головой, мысленно ненавидя себя за то, что не может сказать ничего ободряющего - он ведь в последнее время тоже был, мягко говоря, не в себе.
- Ничего. Я перенес регистрацию брака еще на неделю, - Тсуна мягко улыбнулся. Получилось натянуто - вина давала о себе знать, - мы поженимся, когда ты выздоровеешь.
- Правда? - Киоко тоже попыталась поддеть уголки губ одними лишь чувствами, но не вышло - была видна лишь больная, искривленная отчаяньем гримаса. - Тсуна... наклонись, пожалуйста... я хочу тебя коснутся.
Савада вскочил со стула и склонился над девушкой. Минута, две. Её глаза наполнялись слезами, вода текла по щекам, стекала на волосы и наволочку. Киоко всхлипнула.
- Не могу больше... противится.
Тсуна удивленно расширил глаза, и тогда в его плечо что-то вонзилось. Кажется, это был катетер от капельницы. Потекла кровь, боль всполохом ворвалась сознание. В зрачках Сасагавы плескался гнев.
- Как ты мог!! - закричала она. Схватила его за волосы, больно потянула - вверх, перетянула через ширину кровати и спихнула на пол. Тсуна отчего-то не сопротивлялся, лишь наблюдал, будто ослепленный, за тем, как град коротких, но ощутимых ударов посыпался на его тело.
В следующий момент Киоко потянула руки к его глазам.
- НЕТ! Десятый! Какого?!
- Босс! Киоко-чан, что ты...
Губы Хром исказились в победной усмешке. Киоко резко вскочила и бросилась на неё и опрокинула наземь, потянула за темные пряди. Её руки - холодные, с виду безвольные, но сильные, - царапали спину Хром сквозь черную кофту.
- Это ты... Это все ты...
Докуро лишь тихо посмеивалась, делая вид, что обнимает Киоко. Боль, которую вызывала в ней эта девчонка была почти приятной, невесомой, практически неощутимой.
- Тсс, Киоко-чан, ну что же ты так, - нежно говорила Хром, - сейчас, сейчас придут врачи, и все станет спокойно. Ты уснешь, надолго. Тебе приснится...
- Я убью. Это все ты, - яростно шипела Сасагава. Она пустила в ход катетер и вскоре тонкая кофта уже ошметками валялась на больничном полу, драла бледную кожу спины ногтями и кончиком иглы, стараясь причинить боль, больше боли, чтобы Докуро захлебывалась ею, упивалась ею, сытилась ею сполна. А Хром и насыщалась - боль нравилась ей все больше и больше, мысль о том, что она - победительница, а девочка, пытающаяся содрать с неё кожу - всего лишь пешка, которая отправилась за шахматную доску из-за ненадобности, пьянила её. Она готова была полюбить её, искусать ей в кровь губы, дать то самое, невыносимо-сладкое удовольствие, которого она так желала сама - всего лишь в благодарность за... за её любовь к Тсуне. К Тсуне и людям, которым его окружают. О, если бы не это, у неё бы, Хром, ничего не получилось.
- Тебе приснится поле, - хриплый шепот Докуро вплетался в её слух, - огромное, широкое поле...
- Я убью тебя... все узнают... - последняя царапина оказалась самой ощутимой. Киоко слабо трепехнулась и обмякла в её руках.
Остался последний ход.
Седьмое марта... день, когда Хранительница Тумана разрушила судьбы, как минимум, двух людей, подходил к концу.
- Рокудо, - спокойно констатировал высокий человек в кимоно, смиряя его прохладным взглядом. Странно, что тонфа не достал. - Может быть, ты объяснишь мне, какого лешего эта девчонка ломится в мою голову?
- Кажется, я породил чудовище, - истерично засмеялся Мукуро, поднимая голову вверх. Серое, облачное небо. Капли дождя ударяли по лицу и ресницам, стекали по острым плечам, кололи кожу холодом. Его волосы немного растрепались, а разноцветные глаза безумно сверкали в темноте.
Пафосный момент прервало полотенце, брошенное Хибари с веранды.
- Кретин. Забью до смерти, если не перестанешь говорить загадками.
***
Свет. Яркий, ослепляющий, выжигающий разум, и насколько притягательный, что закрыть глаза нет никаких сил. Она медленно перевернулась набок, чтобы уткнутся головой в подушку и не видеть, не слышать, не ощущать...
Подушка пахла морем. Солено. Морем... или слезами.
- Очнулась? - произнес мелодичный голос рядом. Она приподнялась на локтях, изо всех сил стараясь контролировать собственное тело, оглядела место, в котором находилась и захлебнулась воздухом.
- Не дыши слишком глубоко, - спокойно посоветовали ей.
- Кто вы?
- Боюсь, тебе не понравится ответ. Ты ведь помнишь, да?
- Ваш голос... кажется мне знакомым. Вас нет здесь, да? Вы - в моей голове?
- Бинго. Что ты чувствуешь?
- Тело болит. Сколько продлилась кома?
Голос её был безжизненным и безразличным, словно то, что она спрашивала её вовсе не интересовало. Так - обычные вопросы, которые должен задать человек, после того, как очнулся в незнакомом месте.
- Три месяца.
- Сейчас... седьмое июня?
- Восьмое.
- Ясно.
Хром Докуро была счастлива, упивалась собственным триумфом, сжимала от восторга кулаки и хохотала во весь голос, пустив воду в ванной. Никто не слышал. Счастье бурлило у неё внутри вместе с кровью, счастье отбивало рваный, стремительный ритм пульса в висках и запястьях, счастье руководило стуком сердца, которое так волнительно билось, стоило ей подумать о прошедших после седьмого марта, днях. Тсуна стал её. Его ласковые прикосновения принадлежали ей, его непослушные волосы, его карие, теплые глаза, его тело и его душа, его признания в любви, его чувства, его желания - все принадлежало ей. Хром захлебывалась от осознания этого факта, внутри что-то сладко трепетало и невыносимо, жадно просило большего. Ощущений, таких дурманящих, сводящих с ума ощущений не хватало ни на минуту. Хотелось, чтобы реальность - теперь, реальность! теперь все было по-настоящему, - кружилась в ослепительном, нежном и страстном вихре вместе с ней. Вместе с ними.
Эти дни были исполнены красками, карнавалом, круговоротом чувств, калейдоскопов прикосновений, голосов. Она впитывала в себя это все, навеки оставляя в памяти.
Сколько они сделали фотографий за эти месяцы? Кажется, около десяти тысяч. Сколько слов - нежных, ласковых, любящих, - они сказали друг другу? Не сосчитать.
Снова - свет. Но уже нежный, ласковый, едва касающийся век, с легким красноватым оттенком.
Девушка сидела на койке. На её спине, обтянутой длинной футболкой, расцветали алые отблески уходящего заката. Глаза ничего не выражали.
Две маленькие темные бездны.
- Зачем вы приходите в меня? - спросила она.
Голос засмеялся - вопрос звучал... даже не двусмысленно, а - наивно. До жути. Будто сознание этой девочки скатилось до уровня пятилетнего ребенка. Тем не менее, вопрос выражал... истину. Проблема в том, сформулировал бы его так другой человек?
- Люблю руины. - честно признался голос.
- Ясно.
- Ты не против?
- Мне все равно.
Проблемы семьи решались одним движением. Точнее, их не было. Никаких проблем. Абсолютно никаких.
До этого времени... Сейчас, какая-то преступная группировка в Рагузе захватила власть, и внедряла своих людей в правительство остальных регионов. Это было опасно. Возможно, зашевелились остатки Меллифиоре, а может быть - просто каким-то мелким сошкам крупно повезло - Хром не знала. Но факт оставался фактом: Тсуна все более отдалялся от неё, полностью погружаясь в дела семьи. Секс по вечерам, легкие поцелуи за ухом с утра, кофе и поджаренные тосты в полдень - и вот, он на целый день с головой уходит в омут проблем.
Больше всего ей хотелось кричать на Гокудеру, чтобы тот не позволял выполнять боссу большую часть работы. Но во-первых, Гокудера уехал в командировку, а во-вторых, он и так по приезду обязался взять на себя большую часть работы. Ямамото же помогал Тсуне, как мог - решал проблемы в Палермо, улаживал отношения с властями. Ламбо с Хибари находились в Японии... точнее, Ламбо и Хибари. По-отдельности. На расстоянии ста спасительных километров.
Она не спала - мешал запах соли из окна.
- Вы здесь?
- Почему ты называешь меня на "вы"?
- Привычка.
- Я живу в твоей голове, девочка, - произнес голос. Сумасшествие какое-то... - Называй меня Мукуро.
- Глупо. Это не ваше имя, - она едва шевелила губами.
- Оно мне привычно, - мягко возразил голос.
- Ладно. Мне все равно.
Мукуро... она не видела его с того самого дня. Изредка, Хром признавалась себе, что ей не хватает ехидных поддевок наставника, его насмешливых, словно проверяющих её глаз и очаровывающего голоса, не хватает странной дрожи, которая всегда возникала при его присутствии, не хватает... всего. Наверное, дело в непрерывном контакте душ на протяжении нескольких лет. А теперь вот, этот контакт разорвался, и Докуро, бывало, чувствовала себя малость опустошенной.
- Мукуро?..
- М?
- Кто погиб из-за неё?
- Сасагава Рехей.
Тишину резанул громкий, пронзительный крик. В темных омутах, которые служили ей вместо глаз, разгорелся огонь холодной металлической боли.
Он чувствовал, что её будто разрезают изнутри.
И все-таки она была безумной...
Память о брате Киоко, Хранителе Солнца Вонголы, Хром стерла, как и жизнь самого Рехея. Кажется, ядовитый газ. Она уже не помнила - это было насколько незначительно, что не стоило её внимания...
- Ты бы хотела отомстить? За брата, за Саваду, за разрушенную жизнь?
- Я скорее умру, - твердо произнесла она.
- Но... разве ты не хочешь сделать ей так же больно, как было тебе?
- Бессмысленно, - она равнодушно пожала плечами. - Она хотела, чтобы мне было больно так же, как и ей. Если я начну мстить - поступлю не хуже неё. И тогда снова не избежать жертв.
- Ты говоришь о людях?
- Я говорю о душах. О чувствах. О эмоциях. О жизнях. Ты не понимаешь о чем я, не так ли?
- Не совсем.
- Моя душа - сломана. Ты чувствуешь это, не так ли? Покрошена на мелкие кусочки. Как и мои эмоции, как и мои ощущения.
- Кому в жертву ты принесла свою душу?
- Ребенку, что чуть не умер сегодня в соседней палате.
Ноги болели от ушибов и ссадин, почти не чувствовались пальцы рук. Снаружи лил дождь и дул сильный ветер, она продрогла до косточек... в кроссовках мерзко хлюпало. Холоднее, чем на улице, было только внутри - в сердце прокрадывалась тревога и леденящий душу ужас. Осознание правды билось вместе с сердцем, и, кажется, единственным её желанием было: лишь бы все остались живы... но живы не все. Она читала в сводке новостей - брат Киоко трагически погиб при отравлении газом. Бред, конечно - худшей легенды не придумать. А про саму Сасагаву, похоже, никто не помнит... Единственное, что все объясняло - Хром, вышедшая замуж за Тсуну. Как же он мог не разглядеть?..
- Гокудера? - такой тихий голос, почти незнакомый. Хаято обернулся и замер - сердце пропустило несколько ударов, сильно разболелась голова. Перед ним стояла девушка - в грязных, порванных джинсах и промокших кроссовках, с синяками на коленях и локтях, в влажной клетчатой рубашке с закатанными рукавами. Волосы - короткие, едва достающие плеч, постриженные, видимо, вручную, и большие карие глаза, в которых теплилась слабая надежда.
- Хару?.. Какого дьявола?!
- Боюсь, это не дьявол, - горько усмехнулась та, потирая свежий кровоточащий порез на предплечье, - Гокудера, ты слышал о Лилит*?
- Хром умрет, - тихо сказал голос.
- Почему?
- Миура Хару уже рассказала Гокудере о том, что случилось. Она не выдержит. А к тебе, возможно, скоро придут посетители.
- Мукуро. Ты ведь... теперь рядом, да?
- Не узнаешь, пока не проверишь.
Она открыла глаза и увидела свет.
- Увези меня к морю, - попросила она свет, - увези и брось в воду.
- А вдруг в твоих венах течет ведьмина кровь? Утопится не получится.
- Пожалуйста, - она нашарила рукав его рубашки и дернула, словно подтверждая свою просьбу.
- Не могу.
- Почему?
- Я же говорил: мне интересны руины.
Помолчали.
- Тогда просто увези меня к морю. Прошу тебя.
Автор счастлив, что вам понравилось)
По поводу шероховатостей - за время, прошедшее с момента выкладки, автор чуть не застрелился из кухонного ножа. Вычитывать надо было нормально, такие дела.
откройтесь, я должен знать своего героя *__*
прифигевший от свалившегося счастья заказчик.
О, я очень рада, что заказчик доволен) Сейчас откроюсь в у-мыло)
Автор, я хочу вас в у-мыл!!!
сейчас откроюсь, спасибо за отзыв)
мой фанон полностью раскрыт*___* И плюсую к предыдущему отзыву - диалоги Мукуро и Киоко просто шикарны, даможете открыться в у-мыл хотя бы?
Очень, очень.
Желания исполнились, но потухли...красотища)
[Мизоре]
Вы сделали автора счастливым
[April]
Открылся) Вам спасибо)
Автор-слоупок.
Простите, других слов просто не могу подобрать.
Автор,откроетесь в у-мыло?
Спасибо)
Ю~
да, сейчас))