Ямамото/Тсуна/Гокудера.
Дружеские отношения постепенно перерастают в что-то большее. Подростковые эксперименты с лучшими друзьями, фантазии друг о друге, приправленные стыдом и удовольствием, юст.
Дружеские отношения постепенно перерастают в что-то большее. Подростковые эксперименты с лучшими друзьями, фантазии друг о друге, приправленные стыдом и удовольствием, юст.
А юст обязателен на протяжении всего фанфика или всё же в конце можно хм.... удовлетворить героев?
1929 слов
Есть такое поверье, что человек, спасший тебе жизнь, получает над ней контроль. И Ямамото мог сколько угодно смеяться над глупыми суевериями, если бы этим человеком не был Тсуна. Когда они сидели в классе, взгляд так и норовил найти растрепанную шапку волос, краешком глаза отметить выражение лица и снова отвернуться. А утром стало почти необходимостью пройтись ладонью по мягким, пушистым волосам, взъерошивая и без того лохматую голову. Смешно? Ямамото и смеялся, постоянно, скрывая за смехом неловкость. Он с трудом представлял как вести себя после случившегося. Ведь изменился не Тсуна, он-то все такой же, а изменилось его восприятие, словно грани кристалла, отображающего личность Савады, заиграли новыми бликами. И Ямамото было мучительно стыдно понимать, что как прежде, Неудачником Тсуной, он для него не будет, и даже дружба уже не предел.
- Тсуна. - Ямамото улыбается. Искренне, светло. Так как может только он. И очень сложно, глядя на его счастливое лицо, не улыбнуться в ответ. – Пошли ночью на крышу школы?
Немое удивление в глазах забавляет Такеши, и он поясняет:
- Сегодня обещают сильный звездопад, у тебя ведь есть, что загадать? – Лукавая улыбка.
- Да… - тихо бормочет Тсуна и краснеет, сильно, ярко вспыхивает, не поднимая глаз. И бейсболисту мучительно хочется узнать, о чем тот сейчас думает. Может быть, о своей девочке, сестре Сасагавы, а может, и нет.
Крыша сухая, твердая, пыльная, холодит руки своей бетонной сутью. Пока они шли к пожарной лестнице, пока пробирались мимо сторожа и забирались наверх, все внутри обмирало от ужаса и тягучего страха, выросшими крылышками щекочущего грудную клетку. Один раз Тсуна чуть не сорвался вниз, но Такеши уверенным, сильным движением схватил его за руку и дал время найти ступеньку и отдышаться. Сбитое дыхание другого человека, тяжелая пелена ночи и оглушающая свежесть были сильнее всех когда-либо испытанных Ямамото ощущений. Никакая победа на соревнованиях, удачно написанная контрольная и другие достижения не заставляли сердце биться так громко, что от стука, казалось, обвалится небо.
Когда они добрались до крыши, Тсуну ощутимо трясло, и, подавая ему руку, Такеши под каким-то дурманом прижал его к себе, крепко, успокаивающе баюкая в кольце рук. Лохматая голова доверчиво прижалась к груди, а тело расслабилось. Тихое, прерывистое дыхание постепенно успокаивалось. Так и надо.
- Ты как испуганный зверек, - тихо рассмеялся Такеши, отстраняясь и восстанавливая границу между ними. Тсуна иной, он не поймет, поэтому пусть они так и останутся друзьями. А фантазии, сладкие фантазии, так и останутся образами, навеянными больным воображением.
- Смотри. – Палец небрежно ткнул в яркие искорки, загоревшиеся на куполе нависающего над ними неба.
- Смотрю.
И Ямамото подумал, ловя глазами падающую звезду, что было бы неплохо, если бы эта ночь ознаменовала начало для них двоих.
Наутро они сонные, немного неуклюжие, и Гокудера подозрительно косится, мысленно наверняка делая десятки и сотни ужасных выводов.
Такеши не может удержаться от маленького шантажа.
- А знаешь, мы вчера с Тсуной… - И нарочито замолкает, предлагая Хаято самому придумать продолжение. Тот усмехается, посильнее зажимает губами сигарету и тянет Ямамото за воротник формы, близко настолько, что Такеши чувствует запах табака и легкий аромат одеколона, на фоне первого почти незаметный.
- И что же? – Голос мягкий, с вкрадчивыми интонациями, но глаза смотрят жестко, ревниво. Хранитель Урагана напряженно ждет ответа. В этом весь Гокудера.
- Не скажу-у-у, - насмешливо отзывается Такеши и слегка отворачивается, как бы говоря «попробуй, заставь». И Хаято ведется, как дурак. Отцепляет руки от воротника рубашки, отходит на пару шагов и смотрит исподлобья.
- Но если хочешь, могу показать. - Ямамото щурится от солнца и довольно улыбается. Ему нравится, безумно нравится доводить Хаято.
Вечером парк совсем другой, нежели днем. Густые тени скрывают слишком многое, к тому же, где еще найдешь такие удачные уголки, чтобы, удобно расположившись на скамейке, запустить руки, куда не следует.
Когда они медленно идут вглубь этого королевства тьмы и пороков, яркие картинки того, что могло бы быть, так и стоят перед глазами. Вот он прижимает Хаято к стволу дерева, заводя руки за спину и с силой прижимая своим телом, давя малейшее сопротивление, медленно скользит языком по шее, собирая во рту вкус его кожи. Наверняка она пахнет все теми же сигаретами и будет чуть горчить. Да, наверняка. Он не будет торопиться, с чувством скользя губами по вырезу футболки, оставляя влажные следы. Ямамото уверен – вне зависимости от желаний тело Гокудеры откликнется, и, прижимаясь пахом, он почувствует долгожданную реакцию. Верх его фантазий – заставить Хаято кончить от одних прикосновений, максимум - легкого поглаживания напрягшегося члена через брюки.
Друг идет рядом, и Ямамото понимает, что так и не решится. И так ясно, что это он один такой ненормальный. В итоге они покупают сок и всю ночь сидят на лавочке, болтая о всякой ерунде, а тени, загадочные тени, разгоняет единственный зажженный фонарь.
***
- Джудайме, когда вы уже пригласите сестру Сасагавы на свидание? – Гокудера вздохнул, глядя на абсолютно расстроенного босса, и вполне привычно подметил, что тот слишком уж краснеет, стоит только упомянуть эту девчонку.
- С-с ч-чего ты взял?! – ненатурально удивился Тсуна.
- А это не так? – заинтересовался Хаято, туша сигарету и наклоняясь чуть вперед, внимательно рассматривая все переливы эмоций на лице босса: от стеснительности до очень сильного стыда.
- Не так! – выпалил Тсуна и отвернулся, пытаясь скрыть по-девичьи яркий румянец. Хаято хмыкнул.
- Тогда пойдемте, найдем вам девушку!
- Не стоит, Гокудера-кун! – Ужас был настолько велик, что Хаято засмеялся.
- Почему же? У босса должна быть самая лучшая девушка!
- А что я с ней делать буду? – пискнул Тсуна.
- Как что? Водить в кафе, гулять, помогать с уроками, целоваться, в конце концов! – перечислил все приходящие в голову пункты Хранитель Урагана.
- Ну, допустим, с тобой мы в кафе и так ходим в выходные, гуляем тоже часто, с уроками ты помогаешь каждый день, так что же мы с тобой встречаемся? – ошалело сделал вывод Тсуна.
Гокудера в полной прострации смотрел на босса.
Тсуна обалдело смотрел на Гокудеру.
И Хаято начало казаться, что они вполне осилят последний пункт, как их прервал бейсбольный придурок, незнамо зачем тоже залезший на крышу.
Его отношение к Тсуне нельзя назвать нормальным. Оно слишком яркое, вызывающее, пожалуй. Хаято хочет быть с ним рядом круглые сутки, двадцать четыре часа в день, семь дней в неделю. И в принципе это было бы нормально, если бы он не хотел убить всех, кто подходит к Тсуне ближе, чем необходимо. Просто стереть их из жизни, стать единственно нужным. Это страшное, нереальное желание, но он не может от него просто взять и избавиться – живущее внутри эгоистичное чудовище скалит клыки и прорывается злостью и раздражением каждый раз, когда кто-то посягает на его собственность.
Сегодня Тсуна какой-то чересчур вялый, слишком часто зевает. Хаято беспокоится, предлагает сходить в медкабинет, но Тсуна качает головой и смотрит куда-то в сторону. Он следит за его взглядом, и зверь внутри утробно воет. Ну, конечно же, куда без этого тупицы. Весь день Хаято следит за ними, и под конец таки добивается, чтобы его взгляды были замечены. Это так просто заставить бейсбольного придурка проболтаться, а еще лучше, если он ломается, отказывается говорить. Гокудера ухмыляется – он все равно добьется своего.
Парк ночью какой-то особенный, это Хаято понимает, когда они оказываются внутри, и сразу, моментально все его восприятие сосредотачивается на рядом идущем человеке. Ямамото молчит, глубоко вдыхает терпкий воздух с витающими травяными ароматами и просто шагает куда-то в одну ему известную даль.
Хаято чуть щурится в темноте: большинство фонарей не работают, и как послушная кукла идет следом. Звуки здесь почти оглушающие, и поэтому, когда Гокудера слышит чей-то стон, то бросается в сторону с мыслью помочь.
- Не стоит. - Насмешливые интонации и крепко схваченная рука. – Они и без нас справятся. Или ты хочешь присоединиться?
Хаято что-то бурчит про извращенную натуру, но на деле смущается, сильно, почти до краски на скулах. А воображение, богатое, только развитое с годами уже подкидывает соблазнительные картинки. Что ему стоит повалить Ямамото на мокрую от росы траву и раз и навсегда дать понять, что к Тсуне лучше не лезть? Грубостью, перемешанной с нежностью, показать, что не стоит вставать у него на пути, ласкать, оставляя зубами яркие отметины-напоминания, тереться пахом и в конце заставить кончить от одних пальцев в заднице. Да, это было бы шикарно. Гокудера слишком поздно замечает тяжесть в паху и то, что впереди начинает блестеть фонарь.
- Тут где-то был автомат, я хочу пить. – Голос звучит чуть хрипловато, но это всегда можно списать на длительное молчание.
- Мы уже прошли, придется вернуться. – Почему-то Ямамото не хочет это делать.
- Вот и пошли назад. – Ему пофиг на чужое желание.
А рука у того теплая, пальцы с мозолями от биты, но вот отпустить её он должен был еще десять минут назад. Гокудера с силой выдирает руку из захвата чужой ладони и в одиночестве идет вперед, хотя не знает дороги. «Не туда» он предпочитает проигнорировать.
Потом, сидя на лавочке, Хаято не может отделаться от ощущения, что как раньше все уже не будет. Просто потому, что желания, живущие внутри, тщательно спрятанные, вырвались наружу. И ни одно из них он не сможет запечатать обратно. Он хочет их каждого по-разному: быть рабом Тсуны и хозяином для Такеши. Он хочет повиноваться и наказывать, давать и брать. И меньше всего это похоже на гормоны и пресловутое половое созревание.
А сока в баночке все меньше…
В последнее время Тсуна не знает, что с ним творится. Его словно закрутил водоворот: не вздохнуть и начинает темнеть в глазах. Он крутится, с каждой минутой окружающий его мир меняется, как в логической игре – переставили карточки местами, и надо вспомнить, что где лежало. А память вся потертая, как старая видеокассета, и не понять, что было раньше и было ли.
Первый, кто не на своем месте – Ямамото. Тсуна чувствует его взгляд на уроке, и волоски на затылке встают дыбом, а по телу бегают мурашки от беглого, словно ненароком брошенного взора.
А еще по утрам Тсуне безумно необходимо ощутить его пальцы в волосах и, может быть, ему все кажется, но Такеши задерживает ладонь чуть дольше, чем позволено «просто друзьям».
Тсуна прекрасно понимает, что это ненормально, когда сердце заходится в бешеном ритме, выцепляя на бейсбольной площадке знакомую фигуру. И уже абсолютно никуда не годится думать о теле друга. Черт бы побрал Ямамото, попросившего забросить вещи в раздевалку.
А водоворот все сильнее крутит. И мысли, тайные, донельзя неприличные всплывают посреди дня. Ему как наяву чудятся капли пота на разгоряченной тренировкой коже, смуглой, с перекатывающимися мускулами на предплечье и темными окружностями сосков, соблазнительно напрягшихся от прохладного воздуха в раздевалке.
С Гокудерой все еще сложнее. Он ближе Такеши, он рядом почти постоянно, его присутствие заставляет сладко замирать сердце и приливать кровь к щекам, а еще Тсуна никак не может забыть тот разговор на крыше.
Покорность, абсолютная преданность, прирученная сила Урагана возбуждают. Господи, он каждую ночь только и думает о том, как было бы здорово завязать Хаято глаза и понаблюдать за выражением лица, когда он сам будет ладонями скользить по бледной коже, собирая ощущения и запоминая каждую клеточку. Еще больше Тсуну возбуждает внешкольная одежда Гокудеры – слишком вызывающе. Все эти украшения: кольца, подвески начинают пробуждать какую-то неведомую самому Тсуне сущность. Он хочет увидеть Хаято без одежды, с одними серебряными побрякушками. Это почти наваждение. Тот, в ком живет небо, хочет своих друзей, полнейший неудачник хочет чего-то большего, чем дружба!
Тсуна смеется, смеется, хотя в глазах стоят слезы. Весь этот бред чудится только ему, ведь наверняка каждый из Хранителей с ним только как друг. Он засыпает каждую ночь с мокрыми глазами, а, просыпаясь, натянуто улыбается и одевается в школу.
Каждый божий день Тсуна обещает себе уйти в монастырь, если это не прекратится, он чувствует, что рано или поздно сорвется, выкинет какую-нибудь глупость и не сможет глядеть в глаза друзьям. Пока друзьям. Пока хотя бы друзьям.
***
И каждый раз, встречаясь, они смотрят каждый в свою сторону, ненароком прикасаются, под видом дружбы оправдывая свою ненормальность. И у каждого в голове одна-единственная здравая мысль: «Еще немного и я не выдержу», а ночью с тоской думают, что хотят остаться без сердца. Просто потому, что будет не так больно.
н.з.
автор, я не заказчик, но откройтесь мне, пожалуйста? **
Я вам верю!
Фиолетовый Дракон, лыбящий жало в умыл ^^
Шиэми-тянавтор счастлив)
[общественный принц] если бы в заявке помимо юста стоял хэ, я бы так и написала)) но этого не было, и настолько радикально отступать от заявки я не решилась) Тем более, я не вижу в ней обреченности - в конце дается понять, что когда-нибудь кто-то из них сделает первый шаг
Это такой агнст, хоть мне и чётко представлялась в данной заявке НЦа, но оно... оно у вас просто ВЕЛИКОЛЕПНО!!!!! Спасибо вам, замечательное исполнение)))
великолепно*_*
тунец-паддаван сябки)) уточню))
автор, откройтесь пожалуйста
не з.
если бы в заявке помимо юста стоял хэ, я бы так и написала)) но этого не было, и настолько радикально отступать от заявки я не решилась)
Ну, хэ был бы ни разу не отступлением от заявки, т.к. и анти-хэ здесь не был указан) Так что конец оставался тоже на откуп автору.
а.
Но как оридж - хорошо)))
и ведь не поспоришь! *смеется и разводит руками*
Автор, откройтесь и мне, плиз!