Мукуро/Хибари и наоборот
Но ситуационно Хибари в полной власти Мукуро, и ситуация не меняется к концу фика.
Кинк: обмен ролями в процессе.
Но ситуационно Хибари в полной власти Мукуро, и ситуация не меняется к концу фика.
Кинк: обмен ролями в процессе.
-
-
06.11.2008 в 01:07***
1.
- Проходи, садись, - инспектор по делам несовершеннолетних нервно дергает головой, указывает подбородком на стул.
Стены в участке картонные. Телефон на столе у соседа гремит, будто прямо под ухом.
Инспектор стоит вполоборота в углу кабинета, узкого как пенал. Перед ним стеллаж с яркими папками – красные, зеленые, желтые.
- Садись, разговор долгий.
Инспектор молодой, тощий, неловкий, губастый. Похож на рака-отшельника, который не обжился ещё в чужой раковине. Старого толстого рака вчера проводили на пенсию, табличку на двери не успели сменить.
Инспектор бросает на стол несколько несвежих листков, заполненных от руки. Поверх каракулей – фиолетовые язвы печатей.
- Что это такое, по-твоему?
Хибари со скукой глядит на листки.
- Судя по форме – жалобы потерпевших. Приложено заключение врача.
- Трещина в ребре, перелом запястья, - кивает инспектор. – Отобрали мобильный телефон и карманные деньги. Нападавшие – члены дисциплинарного комитета школы Намимори. Что ты об этом думаешь, Хибари?
Хибари думает.
- Меня это ранит, - говорит он.
Инспектор вскидывается как ошпаренный.
«Мрачен, - оценивает Хибари, посмеиваясь. – Глаза пучит. Идейный. Придется ломать». Прежний инспектор был куда лучше – проще. Удобней, как старый диван, продавленный в нужных местах... «Будем учить, - думает Хибари, глядя на инспектора, - будем ломать».
Рак-отшельник, растерянный и злой, садится на свое место и силится изобразить на лице угрозу. Хибари лениво смотрит на него. Подавляет зевок. Уважаемый инспектор просто не готов к конструктивному диалогу, им обоим предстоит потерять время... как это огорчает.
Собираясь с духом, инспектор включает настольную лампу.
Проносится десять лет.
Лампа отрывается от стола, приближает к лицу раскалённый зёв, грызёт глаза жёлтым червяком вольфрамовой нити. Чем ярче свет, тем глуше тьма. Ничего не разглядеть, кроме вольфрамового червяка.
Перебитые запястья разнесло втрое. Наручники впиваются в плоть. Левый глаз заплыл. С левой стороны рта зубов нет.
- Как настроение? – спрашивает лампа и запрокидывает черную морду. Рядом с ней во тьме проступает лицо – бледное, блёклое как моль. Узкий подбородок, высокая скула, улыбка.
Хибари смотрит сквозь.
Нестерпимо хочется пить.
- Ну и сколько мы тут сидим? – спрашивает улыбка. – Время – деньги. Где мой образец? Ириэ без него переживает, кушать не может.
«Сутки, - думает Хибари. – Не меньше суток. Если самолет не задержали, то уже можно». Если самолет не задержали, Хром уже в Италии.
Хром – в Италии, остальные – в могиле.
Маленькая девочка с чемоданчиком... долетит, успеет, отдаст.
Кёя думает, что сейчас, пожалуй, впустил бы Мукуро к себе в голову – чтобы узнать напоследок, всё ли в порядке и состоится ли мщение. Но именно сейчас это физически невозможно. Изоляция, черти б её дери.
И он говорит:
- Туман.
- Что? Не слышу.
- Туман, - Хибари улыбается правой стороной рта. – Нулевая видимость. При нулевой видимости один из моих сейнеров вошел в русские территориальные воды и сбросил образец в море. Ищи его там.
У главы Мильфиоре волосы встают дыбом, а глаза искрят, как оголенные провода.
Он выпрямляется. Лампа светит в потолок, на потолке круглое желтое пятно. Бетонные блоки плохо пригнаны друг к другу. Глаза привыкают к полумраку.
- Возможно, тебе интересно будет узнать, - говорит Бьякуран. - Сейчас утро. Девять часов утра семнадцатого сентября. Час назад Хибари Кёя, виновный в убийствах, подлоге, контрабанде оружия, даче взяток должностным лицам и прочее, и прочее... был убит представителями конкурирующей преступной группировки. Что ты об этом думаешь?
- Меня это ранит, - отвечает тот с тем же цинизмом, с каким десять лет назад отвечал инспектору в кабинете-пенале.
Дуло пистолета медленно приближается к правому глазу. Медленно. Медленно.
Хибари смотрит в черноту.
В последнюю секунду он думает, что у Мукуро должно быть настоящее имя. Итальянское имя, которое невозможно произнести.
- Хибари-сан!
...Это наименее удачный вариант настоящего.
Есть другие.
Лучшие.
Просто другие.
Невозможно оценить только тот, в котором довелось жить на самом деле. Потому что он незавершен: любой приговор всё ещё подлежит обжалованию.
Кёя вздрагивает. Поднимает голову, оглядывается.
Благовония дымятся в курильнице. Сквозь приоткрытые сёдзи задувает ветерок, едва приметно колышется огонёк свечи. Вечереет. Тихо шумит листва.
Это его особняк.
Полчаса назад он уселся посреди большой комнаты и попытался медитировать. Судя по всему, неудачно. Несостоявшаяся действительность по-прежнему лезет во все щели. Определённо не хватает изоляции...
Кусакабе страшно взволнован, силится не ёрзать на месте и дрожит, как преданный пёс, которому хозяин велел сидеть тихо.
- Хибари-сан! – слишком громко говорит он. – Через полчаса у вас встреча.
- Знаю.
- Вы велели напомнить.
Кёя не помнит про встречу. Его только что убили в бетонном подвале небоскреба Мильфиоре, потребуется не меньше минуты, чтобы осознать себя в ином варианте действительности. Зато он помнит, что в одном из вариантов его возвращала к реальности жена – прелестное хрупкое создание, похожее на птичку. Её тело пахло тёплым молоком. Она садилась к нему на колени, обнимала, расчёсывала ему волосы тоненькими пальчиками, а потом прижималась виском к виску. Её учили создавать видения, неотличимые от реальности. Отыскивать для Кёи истинную реальность в калейдоскопе небывшего она научилась сама...
В этом настоящем он не женат.
Есть вариант, в котором Хибари идёт по бесконечному бетонному коридору с чёрным чемоданом, наручниками пристёгнутым к запястью. Чемодан тяжёл, как все грехи человечества. Внутри свинцовая изоляция. Изоляция. Везде изоляция, будь она проклята.
Коридор почти не освещён. В конце его (свет в конце, как это плоско) сияет стеклянная дверь.
Дверь открывается.
Они там, они ждут – те самые люди, которые совсем недалеко, в соседнем варианте действительности с наслаждением его убили. Они бы и сейчас убили его – с наслаждением, пожалуй, ещё большим. Он бы тоже с удовольствием их убил (никаких револьверов, пуля – слишком быстро, почти милосердно; любимые тонфы, залитые свинцом и окованные сталью – вот это выбор мужчины). Но здесь невозможно ни то, ни другое: они слишком плотно вошли в клинч и самое разумное сейчас – не тратить последние силы, а расцепиться и вздохнуть перед следующей атакой.
Хибари молча ставит чемодан на пол, опускается на одно колено, неторопливо открывает замок. Содержимое чемодана стоит намного дороже, чем деньги, которые могут в него вместиться. Многим оно уже стоило жизни, многим ещё будет стоить. Но есть одна жизнь, которая ценнее их всех: её потеря для Вонголы равносильна поражению. В этой реальности Мильфиоре повезло догадаться, поэтому Бьякуран получает образец сравнительно дёшево и легко.
Узкое лицо, высокая скула, улыбка.
- Где? – коротко спрашивает Кёя.
Бьякуран пристраивает подбородок на сплетённые пальцы и улыбается.
- Заметьте, какой тонкий ход, - говорит он. – Хибари-сан является в условленное место с чемоданчиком, совершенно не боясь за свою жизнь. И всё это ради какой-то банки с формалином! А ведь я могу сейчас вас убить, Хибари-сан, и вашего заспиртованного друга тоже... О, я вижу. «Попробуйте», - написано у вас на лице. То, что курьером работаете именно вы, при всей вашей мизантропии, - это неспроста. Это всё равно как если бы чемоданчик был заминирован. Вы, Хибари-сан – тактический ядерный заряд... скажите, вам это льстит?
«Зачем он всё это говорит?» – задается вопросом Кёя.
Крепнет дурное предчувствие.
«Тянет время? Зачем?»
- Где? – повторяет он.
- Зря вы считаете нас дураками, - Бьякуран обворожительно жмурится. – Мы любим жизнь и стараемся избегать неприятностей. Смотрите!
Под потолком подвешен огромный плазменный экран. Шойчи Ириэ поднимает руку с пультом. Экран включается. Ровно, негромко хрипят динамики. Звук вызывает тошноту.
На экране фургон для перевозки мебели. Чьи-то руки открывают двери кузова. Внутри стальной ящик с надписью по трафарету "хрупкий груз".
Кёя на глаз прикидывает толщину изоляции. Внутренняя камера – не больше, чем метр на метр.
- Туда поступает воздух? - только спрашивает он.
- Снаружи – нет, конечно, - мило улыбается Бьякуран. – Есть кислородные баллоны. Их хватит на пару часов. Сейчас грузовик на пути в Киото. Если вы не успеете, он задохнётся.
Всё это может быть ложью, дезинформацией, игровой записью.
Но риск слишком велик.
- Ключ, - говорит Бьякуран, сладко зевая. – Меняю ключ от чудесного ларца на ваш чемоданчик.
«Умно», - признаёт Кёя. Без ключа эту сталь полдня резать автогеном.
У него два часа.
-
-
06.11.2008 в 01:09Хибари не пьёт и не любит пустых бесед. Заместитель покорно переходит сразу к делу. Около часа они обсуждают строительство развлекательного центра (доступно два участка, рядом с парком и рядом со школой; против парка возражают природоохранные организации, против школы возражает Хибари, потому что школа Намимори священна). Потом заместитель уезжает.
Стемнело. Идет дождь.
В комнату влетает птица, промокшая и замёрзшая. Кёя протягивает руку. Птица усаживается к нему на палец и нахохливается. Кажется, единственное, что остаётся неизменным во всех реальностях – его птица...
«Это становится утомительным», - думает Хибари.
Он уже многое выяснил.
То, что он видит – не иллюзии: иллюзии ему давно не страшны. Ни о будущем, ни о прошлом по этим картинам судить тоже нельзя (как-то Хибари рискнул предсказать поведение одного делового партнёра, исходя из его же поведения в соседней реальности; потерял много денег).
Он видит несостоявшиеся варианты действительности.
То, что могло бы случиться, если бы когда-то в прошлом было принято другое решение.
Вся эта круговерть началась полгода назад. По-видимому, в тот момент по какой-то причине изменился актуальный вариант. Такой вывод, по крайней мере, напрашивается. В настоящей действительности Семья Мильфиоре действует исключительно в Европе, а человек по имени Шойчи Ириэ, довольно известный молодой физик, работает в Европе же на Большом адронном коллайдере и никаких контактов как с Мильфиоре, так и с мафией как таковой не имеет...
По-видимому, всё это как-то связано с пресловутой Базукой.
Но теоретическая сторона вопроса Хибари мало интересует. Его беспокоит чисто практическая сторона.
Он начинает путать реальности.
Бизнесу это пока не мешает, но очень мешает жить.
Во всех возможных вариантах действительности он остаётся одним и тем же человеком, - но из разных событий прошлого проистекают разные чувства и разные связи между людьми в настоящем. На прошлом совещании Вонголы он чуть с ума не сошёл: прямо напротив него сидела его любимая и любящая жена, которая здесь и сейчас не была ни женой, ни любящей. Он её, кажется, напугал – чуткая Хром поняла, что что-то не так...
Будь на её месте Мукуро, Кёя, пожалуй, действительно сошёл бы с ума.
Слишком много вариантов.
Ослепительно белый самолет режет бархатную ткань неба. Средиземное море раскинулось под крылом.
Апеннины.
Улицы разнежены солнцем. Торжественные дворцы дремлют над площадями. После полудня носа не высунешь из номера с кондиционером.
Цунаёси в трауре стоически держится всю церемонию похорон Девятого. С ним Кёко, тоже в чёрном, её представляют Семье как невесту, и неизменный Гокудера. Роль Гокудеры европейской части Семьи не до конца ясна, но его терпят. Иемицу прохаживается между группками скорбящих гостей и о чём-то шепчется с пожилыми синьорами в слишком тяжёлых, но, впрочем, прекрасного кроя костюмах. Потом его видят пьющим кофе с Реборном.
Ямамото дисциплинированно ходит по музеям. Сасагава в холле смотрит бокс по спутниковому каналу. Хибари лежит, закинув руки за голову, на огромной кровати в номере-люкс лучшего отеля и разглядывает люстру. Его всё раздражает. Солнце, туристы, голуби. Особенно раздражает итальянский язык. Вокруг слишком много итальянского языка.
Он думает, что у Мукуро должно быть настоящее имя. Итальянское имя, которое японцу невозможно произнести.
Звонит телефон.
Десять минут спустя Кёя берёт такси.
Переулок, мост, ресторан.
Три часа спустя Мукуро извивается и стонет на огромной кровати в номере-люкс, сладострастно кусает любовника в губы. Алый глаз солнца горит между складками тяжёлых портьер, растекается в сизой вечерней дымке.
Медленно темнеет. Кёя лежит на влажных сбившихся простынях, закрыв глаза. Углы губ сами собой тянутся в стороны, ноздри вздрагивают. От волос итальянца идет шалый, точно искрящийся запах – туалетная вода с феромонами... Мукуро неторопливо массирует ему грудь и живот, спускается ниже, щекочет скользкими от смазки пальцами, смеётся, игриво сощуриваясь. Он идеально красив. Это не его собственное тело. Кёя предпочитает не думать о том, чьё тело Мукуро использует сейчас.
Раз он так хочет – пусть так будет.
Мелодично звонит дверной колокольчик – привезли шампанское. В серебряном ведёрке тает лёд. Мукуро бросает в бокал кусочек шоколада и улыбается, глядя, как он танцует в оправе из пузырьков.
Ничего этого не было.
Секса с Мукуро в пентхаусе Бьякурана, на столе Бьякурана и в теле Бьякурана тоже не было, но вспоминать всё равно приятно – вот парадокс...
В одном из вариантов реальности Кёя любит проводить вечера в этой самой комнате, точно так же раздвинув ставни, ведущие в сад. Только он не сидит с идеально прямой спиной, медитируя, а вытягивается на полу, положив голову на колени Мукуро, и целует пальцы, ласкающие его лицо.
Впрочем, есть варианты, в которых один из них убивает другого.
Есть те, в которых один из них умирает ради другого.
Есть разные варианты.
Хибари подозревает, что неслучившееся видит не только он. Вся верхушка Семьи имела дело с Базукой. Но меньше всего он хочет обсуждать свои проблемы с безмозглым Цунаёси и его ещё более безмозглым окружением. Что-то ценное могут сказать Аркобалено, им больше всего известно о мистических артефактах Вонголы...
Хибари безразлично, как это работает. Ему нужно, чтобы это не работало вообще.
В одном из вариантов реальности с его видениями сумела справиться Хром. Значит, нужен иллюзионист, вот и всё. Стоило бы и здесь обратиться к ней, она умеет молчать и всё понимает...
Невозможно.
Она и так уже боится его. Кёя меньше всего хочет её пугать. Он слишком хорошо знает, слишком остро чувствует, как нежно любит её, свою маленькую жену – совсем рядом, в соседней реальности, так близко, что невозможно понять, какие чувства к которой действительности относятся. Они уже неразделимы, уже одинаковы, эти чувства. Невозможно просить, чтобы именно она выбросила эту любовь в несбывшееся, как в мусорную корзину.
С Мукуро должно быть проще. В конце концов, в некоторых вариантах они по-настоящему ненавидят друг друга.
2.
Есть вариант, в котором Хибари убивает Саваду Цунаёси – вернее, тело Савады, тому уже не принадлежащее. Это вынужденная мера, она не дает даже особого преимущества – только немного времени, пока Рокудо Мукуро не выберет следующего медиума среди тех, кто отдает приказы.
Есть вариант, в котором Хибари кончает жизнь самоубийством. Потому что приказы отдает он.
Но нет правил.
Нет закономерностей.
Выбор, который сделан в одном из вариантов реальности, вовсе не обязан повториться в другом. Так проявляет себя свободная воля.
Поэтому риск – ничуть не больший, чем обычно.
- Откровенно говоря, я удивлен, - говорит Мукуро, неприятно улыбаясь. Он неторопливо садится, подгибая ноги, кидает быстрые взгляды на лицо собеседника, пытаясь прочесть мысли и намерения. «Он не догадывается, - думает Хибари. – Значит, никогда о подобном не слышал. Впрочем... если бы тому же Саваде так повезло, мы все бы об этом узнали».
В отдалении грохочет гром. Дождь хлещет по кронам сада. Ручьи бурлят. Пляшет пламя свечей – по стенам комнаты, по украшенным каллиграфией белым ширмам, по древним гравюрам мечутся тени. Синий глаз Мукуро кажется черным, алый зловеще рдеет в полумраке. Хибари смотрит на его женственные капризные губы. Если бы в этой реальности всё шло своим чередом, пожалуй, в страшном сне ему не привиделись бы существующие варианты...
- Удивлен чем?
- Ты требуешь личной встречи, - Мукуро опускает взгляд, лицо его делается совершенно непроницаемым, улыбка – отрешённой, как улыбка бодхисатвы, - и это не связано ни с Десятым, ни с Семьёй, ни с договором. Я проверил.
Кёя не отвечает. Он не сомневался, что Мукуро проверит, несмотря на очевидную абсурдность предположений. Не только в этой действительности, но вообще в большей их части контакты Хибари с Вонголой сведены к минимуму. Трудно ожидать, что он будет выступать официальным представителем Семьи по какому бы то ни было вопросу.
- Какая тогда причина? – вкрадчиво продолжает Мукуро. – Неужели личная?..
- Нет, - бесстрастно говорит Кёя. – Причина в том, что это твоя сфера ответственности.
- Как любопытно.
Дождь становится тише. Перестук капель, холодный и ровный, напоминает нестройное тиканье миллионов часов. Небо светлеет.
- Пять лет назад никчемная компания пообещала, что не оставит меня в покое, пока я не подпишу договор, - Кёя чуть улыбается. – Собрались толпой. Их бы стоило прибить, но я в тот день был в добром расположении духа. Поэтому я подписал. Таким образом, за твоё хорошее поведение ручаюсь головой и я тоже. Веди себя хорошо.
Мукуро склоняет голову к плечу.
- Я ангел, - смиренно говорит он. – Видишь, меня позвали, и я пришёл.
- Похвально.
- Я весь внимание.
Он сидит перед Хибари, настороженный, собранный, притворно улыбающийся, чужой, и в глубине его сердца кипят черная ярость и жажда мести, скрученные цепями рациональных доводов. Он похож на пантеру в клетке. Любуйся и восхищайся, но если однажды щеколда поддастся, ты умрёшь.
А есть вариант – совсем близко, сегодня, таким же дождливым днём – где он спит на плече у Кёи, вздрагивая во сне, а в иссиня-черных волосах запуталось золотое птичье перо.
А еще это не его собственное тело. Он выглядит не так. Кёя знает, потому что в одном из вариантов нёс его, настоящего, из машины в самолёт на руках и закутывал в свой плащ – в конце декабря холодно даже в Италии. В том варианте не было договора, навязанного Десятым надзирателям подземной тюрьмы, был штурм...
Нет ничего легче – и ничего опасней – чем перепутать чувства из разных действительностей.
-
-
06.11.2008 в 01:10- Ты меньше всего похож на человека, которого посещают видения, - замечает он, когда Кёя умолкает.
- Что с того?
Мукуро размышляет, глядя в потолок. Довольно долго. Хибари думает, что тело, которое он использует, принадлежит японцу. Чтобы долго сидеть на подогнутых ногах, нужна привычка.
Дождь стихает и становится совсем светло, точно близится рассвет – хотя дело к вечеру.
- Пожалуй, я понимаю, - наконец, говорит иллюзионист. – Я вряд ли сумею сделать так, чтобы это прекратилось, но разграничить то, что есть, и то, что могло бы быть...
- Меня устраивает, - говорит Кёя.
И Мукуро смотрит ему в лицо – прямо и жёстко. Ему впервые удалось поймать взгляд Хибари.
- Договор запрещает мне производить любые манипуляции с сознанием поручителей.
Хибари это известно. Он опускает веки и говорит:
- Под мою ответственность.
Мукуро смеётся – довольно нервно.
- Ты рехнулся, Хибари Кёя.
- Если так, тебе стоит этим озаботиться.
- И ты не боишься? – спрашивает Мукуро, подаваясь вперёд. Глаза его вспыхивают. – Не боишься, что я пошлю вас и ваш договор в Ад и воспользуюсь случаем? Всё так замечательно складывается. Ты сам идёшь мне в руки.
- Если ты достаточно умён, чтобы это понимать, то можешь и предвидеть последствия, - с ленцой отвечает Кёя.
Мукуро усмехается.
Он не собирался нарушать договор – по крайней мере, сегодня. Просто прощупывал почву и немного заигрывал.
Хибари пожимает плечами.
Он столько раз доверял ему жизнь – и столько раз бывал им убит – что всё это уже не имеет значения.
- Хорошо, - говорит Мукуро, - хорошо. Но, Кё-сан, мы ведь оба хотим, чтобы это осталось между нами?
- Разумеется.
- Когда я порабощу мир, то сделаю тебя своей правой рукой, - бормочет Мукуро себе под нос, пересаживаясь ближе к Кёе.
Хибари усмехается, но не наглой шутке. Такой вариант тоже есть.
- Я польщён.
Некоторое время итальянец молчит.
- Мне нужно увидеть, - говорит он, наконец, тихо, почти заискивающе.
Хибари не сразу понимает, о чём он. Десять лет назад, при первой встрече, Мукуро удалось завладеть его сознанием. Тогдашней минутной слабости Кёя не мог себе простить и по сей день. Пусть даже все обстоятельства были против него, начиная от яда доктора Шамала и заканчивая обмороком от болевого шока – он не имел права терять концентрацию и власть над собой.
Десять лет тренировок и медитаций. Но он всё равно подсознательно ждал, что Мукуро справится с его волей так же легко, как в первый раз.
«Вот как», - думает Хибари с улыбкой и отпускает ментальные щиты.
Несуществующее.
Несбывшееся.
Ненастоящее.
Чудовищная волна цунами, плотная как камень, раскалённая как земное ядро. Миллионы непрожитых дней, несказанных слов, неслучившихся прикосновений. Призрачные опасности, фантомы радостей, нераскрывшиеся бутоны воспоминаний.
Сами по себе видения никогда не были настолько яркими, осязаемыми и тяжёлыми. Кёя им просто не позволял. Сейчас, когда оковы воли стали менее жёсткими, вихревой калейдоскоп буквально сбивает с ног. Голова идёт кругом.
Внезапно всё прекращается.
Наступает тишина.
...Огоньки свечей неподвижны, как нарисованные на бумаге. Капли небесной воды разбиваются о камни. Мукуро сидит, закрыв лицо руками, плечи его вздрагивают, спина напряжена.
Кёя переводит дыхание и хочет что-то сказать.
Быстрым пантерьим рывком Мукуро бросается ему на шею, опрокидывает его на спину и прижимается ртом к его губам. По его телу пробегает крупная дрожь. Он целует Кёю как безумный, постанывает, сладострастно прикусывает губы, закатывает глаза. Потом бормочет что-то по-итальянски, не сразу понимает, на каком языке говорит и путается в японских словах:
- Всё это ты чувствуешь? Ты – чувствуешь – это? Сразу всё?
- Да, - Кёя смыкает веки и обнимает его. Гладит по спине. То, что впервые происходит в этой действительности, тысячу раз происходило в иных, ничего нового в этом нет... теперь уже, кажется, для них обоих.
Мукуро отрывается от его губ и прижимается виском к виску. На несколько секунд он замирает, и вдруг начинает длинно, замысловато ругаться по-итальянски (Кёя понимает только «мадонна путана»), перемежая ругательства судорожными всхлипами. Потом слова кончаются, остаются только образы, а они понятней. «Пресвятая дева, - думает Мукуро, - в половине этих миров он мой любовник... в четверти из них моё собственное тело!»
Он в ужасе.
Этот ужас возбуждает его даже больше, чем картины отличного секса – там, в других вариантах реальности.
Сладостно до безумия возбуждает.
- Ты забыл закрыться, - говорит Хибари. Мукуро вздрагивает, но потом смеётся и зарывается лицом в его волосы.
- Неважно... - выдыхает он. – Это непереносимо. Сколько это продолжается?
- Полгода.
- Я бы сошёл с ума, - иллюзионист смеётся: - Да ты рехнулся, Хибари Кёя. Всё ясно... – и целует его снова, жарко и грубо, обшаривая рот языком. Зубы касаются зубов. Мукуро сжимает ладонями голову Кёи, не позволяя тому двинуться. Кёя задирает на нём куртку и рубашку, добирается до голой кожи над ремнём, неторопливо пересчитывает пальцами позвонки – снизу вверх.
Так просто перепутать чувства из разных действительностей. Если единожды их перепутать, разделить вряд ли удастся. Останется только мучительно, ежесекундно напоминать себе, что было, а чего не было.
Невозможно разделить чувства.
Не нужно.
Как хорошо, что не нужно...
- Ещё, - шепчет Мукуро, словно требует ещё любви, - я хочу ещё.
- Сколько угодно.
Картины сменяются в бешеном темпе, Кёя уже не в состоянии понять, что именно он видит, но Мукуро – мастер иллюзий и ему достаточно этих кратких вспышек. Он оценивает то, что могло бы случиться, и постанывает от восторга. Втискивает Кёю в циновки пола, вжимается в него всем телом, извивается, покрывает его лицо поцелуями. Щёки его порозовели, глаза блестят.
Со стороны это, должно быть, похоже на любовную прелюдию.
Кажется, это ею и является.
- Роскошно, - говорит итальянец, немного успокоившись, и по-хозяйски устраивается на Кёе. – Оказывается, ты отличная пара для моей девочки... Знаешь, у меня есть идея. Ведь это не иллюзии, это действительность, просто... не прошедшая по очкам. Как насчёт... извлечь из неё лучшее и... реализовать?
- Насколько я понимаю, ты уже начал, - говорит Кёя.
Мукуро смеётся и трётся носом о его грудь.
- Я не мог удержаться. Ты против?
- Я – за.
Хибари улыбается и поднимает его над собой под мышки, как кота. Тело Мукуро намного легче, чем должно быть тело взрослого мужчины.
Впрочем, его настоящее тело весит немногим больше, чем тело Хром.
Кёя вспоминает вариант, в котором выкупал жизнь Мукуро у Мильфиоре за образец (в этой действительности образец был оставлен в залог Судьям мафии; никакие поручительства сами по себе, конечно, не заставили бы их смягчить приговор). Два часа на то, чтобы найти грузовик на бесчисленных пригородных дорогах. Стальной ящик и ключ Бьякурана. Больше всего Хибари боялся, что тот решил пошутить и ключ не подойдёт. Но на это Мильфиоре не пошли, как ни велик был соблазн убить одним выстрелом двух зайцев.
Обошлось.
В небе рокотали два вертолёта – один Ямамото, второй Реборна. Гокудера и Рёхэй пытались вертолёты переорать, периодически им это даже удавалось. Джип Хибари стоял на обочине, в каком-то гиблом месте на окраине города, а сам Кёя стоял на коленях на полу перед задним сиденьем и разминал Мукуро сведённые судорогой икры. Какими глазами Мукуро смотрел на него тогда! За один такой взгляд можно было простить десять вариантов циничных убийств.
-
-
06.11.2008 в 01:11Он выворачивается из рук Кёи и садится рядом.
- За что?
- За своё отвратительное самодовольство в тот момент. Между прочим, ты всё ещё находишься внутри иллюзии. Моей иллюзии.
Кёя только приподнимает брови. «Если ты так хочешь, - думает он, - пусть так будет». Почему бы и нет?
- Но этого не было, - только говорит он.
- Для меня, - Мукуро одаряет его самой неприятной из своих улыбок, - теперь, сам понимаешь, нет разницы. – Лицо его смягчается, хотя в глазах всё ещё пляшет чертовщинка. – Но тебе понравится. Я так думаю. У меня есть основания так считать.
Пора ночной тьмы ещё не пришла, но стены комнаты погружаются во мрак. Свечи становятся редкими звёздами, бессильными разогнать его. Мрак становится всё плотнее, гуще, подступает тяжкими стенами и колоннами. Очертания предметов растворяются в нём, словно порождения сна. Уходят звуки, даже те, которые воспринимаются помимо сознания – дыхание самого воздуха, отдалённейшие шорохи и шелесты. Так бывает в глубокой медитации перед тем, как начнется восхождение к высшим мирам богов и будд. Но в медитации человек пребывает наедине с собой – а здесь их двое.
В абсолютной тьме, неимоверно далеко, на грани слышимости, угадывается согласное пение, эхо пения, переливы прекраснейших во вселенной голосов.
Потом, потрясая, но не ослепляя, вспыхивают огни. Поднимаются узорные золотые стены и арки, взлетают и ниспадают лестницы, шумно обрушиваются водопады с серебряных скал, устремляются вверх фонтаны, гомонят птицы и наконец, над головой распахивается небо, полное невероятного мерцающего света небо, лишённое солнца.
- Мир богов, - говорит Мукуро.
- Я догадался.
Они расположились на траве под золотолиственным деревом. Мукуро кладёт ладонь на лоб лежащего Кёи. Тот смотрит в бессолнечное небо. На востоке, над сияющими горными пиками, играют драконы.
- Некоторые варианты, - говорит Мукуро с усмешкой, - мне так понравились... я решил сделать ответный подарок. Обычно я показываю людям мир голодных духов, так уж приходится. Но он мне не очень нравится. Хотя быть голодным духом не так уж плохо. Не хуже, чем человеком.
- Ты действительно всё это помнишь?
- Да. Поэтому я такой злой, - Мукуро смеётся и склоняется над ним. – Всё, хватит.
Мерцающий мир гаснет.
Полутемная комната – та же, что была. Только свечей на высоких подставках стало больше.
Мукуро садится верхом на бёдра Кёи и начинает развязывать его пояс. Глаза его нехорошо блестят. Кёя хочет притянуть его к себе и поцеловать, но обнаруживает, что не может оторвать руки от циновок пола.
Иллюзия.
Её можно разрушить усилием воли, но... стоит ли усилий? Если лучшее из несуществующего обещает стать явью?
Мукуро блудливо улыбается и распахивает на нём кимоно.
- Ты очень сильно меня хочешь, - говорит он, жмурясь. – Это так приятно видеть... и осязать...
Его пальцы щекочут и сжимают, причиняя сладкую боль. Он пригибается и проводит по груди Кёи длинным, кошачьим розовым языком. Потом встает и начинает раздеваться – медленно, дразня любовника, томно извиваясь, как стриптизёр.
- Если хочешь знать, - говорит он, закрыв глаза, - это моя сексуальная фантазия. А может, не моя, а моей девочки... надо же, какие у неё фантазии, а такая тихоня с виду... я её обожаю... я сейчас в её теле, пожалуй, покажу ей кое-что. Не всё.
- Не надо. У нас с ней свои фантазии.
- Знаю. Женись на ней. Я буду приходить время от времени и иметь настоящий супружеский секс.
- Я тебя прибью.
- Молчать, - ласково приказывает Мукуро и у Кёи отнимается язык. – Я здесь главный. Так что веди себя хорошо.
С этими словами он начинает медленно-медленно сдвигать расстёгнутый ремень вниз по бёдрам, выскальзывая из штанов. Он рискует: Кёя всё сильнее хочет завалить и нагнуть его прямо сейчас. Но игра есть игра, и он терпит, смотрит на Мукуро, сглатывая слюну.
Мукуро переступает через него и подходит, совершенно обнаженный, к высокой подставке со свечой. Тени ласкают светлую кожу. Его тело идеально прекрасно, но странной, неестественной андрогинной красотой: женственные текучие бёдра и крепкий красивый член. Кёя не удивился бы, окажись там чуть позади второй, женский комплект половых органов. Иллюзии...
Иллюзионист снимает свечу с иглы, на которой она закреплена.
Глаза Кёи расширяются.
- Я играю с огнём, - мягко говорит Мукуро, - я знаю. Потом сделаешь со мной что захочешь...
Кёя кусает губу. В глазах темнеет от дикого возбуждения. Ноздри его вздрагивают, как у зверя. Кажется, такого они не вытворяли ни в одном из вариантов.
Мукуро с блаженной улыбкой наклоняет свечу. Капля горячего воска падает Кёи на живот, и он вздрагивает всем телом, будто от удара током.
Мукуро наклоняется и целует его в губы.
...Еще раз, в той же последовательности.
Кёя откидывает голову, выгибается, пытаясь продлить поцелуй.
- Да, - шепчет Мукуро, гладя его по голове, - хорошо...
Он снова ложится сверху, позволяя чувствовать своё тело от колен до плеч, покусывает шею, слизывает испарину с ключиц. Он сползает по Кёе вниз, лаская его, и когда добирается до члена, в чаше терпения Хибари остаётся ровно одна капля. Когда она иссякнет, игра прекратится, и Мукуро придётся заплатить по полной.
- Потом, - напоминает тот. – Потом сделаешь со мной всё, что захочешь.
Женственные капризные губы обхватывают член Кёи. Мукуро разводит ему ноги, устраиваясь между ними поудобнее. Потом выпрямляется.
Есть разные варианты.
В этой действительности Хибари никогда не имел секса с мужчиной. В других вариантах бывало всякое. Можно сказать, что у него большой опыт. В этом ли опыте дело, или в том, что игра их происходит внутри иллюзии, но ощущения не совсем те, которых можно было бы ожидать, впервые принимая кого-то в себя. Проще говоря, боли нет.
- Я управляю твоими нервными окончаниями, - говорит Мукуро, начиная двигаться. – Я же обещал, что тебе понравится...
В таком положении Кёе это, откровенно говоря, никогда не нравилось. Но он готов доставить Мукуро такое удовольствие. За тот взгляд в джипе, или за те полтора часа по дороге в аэропорт, которые Мукуро проспал у него на коленях, накрытый его плащом. Равновесие.
Кёя закрывает глаза.
...Потом Мукуро вытягивается на нём и сладко зевает.
- Сейчас я тебя отпущу, - говорит он со смешком. – Мне уже страшно. Но ты ведь не сделаешь мне больно, нет?..
Он тихо вскрикивает, оказавшись в железных объятиях.
Кёя перекатывается, придавливая его своим весом к полу – движением быстрым, словно в бою. Не заметив, он роняет свечу, которую Мукуро поставил чуть в стороне. Огонёк свечи мал и слаб, но всё в комнате мгновенно вспыхивает, точно облитое бензином: занимаются соломенные циновки пола и лаковое дерево простенков, черно-алыми хлопьями опадают ширмы.
На ощупь это пламя прохладное и колкое, как газированная вода.
Мукуро вырывается из рук Кёи, выскальзывает, отталкивает любовника. Тот снова и снова ловит его, вёрткого как угорь. Океан пламени плещется вокруг. В ушах у Хибари шумит – или то потрескивает иллюзорный огонь?.. Они одинаково быстры, Кёя сильнее, Мукуро гибче и безжалостней. Это больше похоже на драку, чем на взаимные ласки, но это не драка.
Когда Кёе удаётся, наконец, поймать его – накрепко схватить, сжать, притиснуть к полу тонкие жёсткие руки, раздвинуть ноги коленом, - Мукуро затихает. Кёя целует его, лижет приоткрытые губы, пьёт частое, быстрое дыхание, удерживая затылок в чаше ладоней. Мукуро обнимает его ногами. Он снова возбуждён.
Когда Кёя приподнимается, он остаётся лежать, расставив колени, расслабленный и ждущий. Глядя сквозь ресницы, с полуусмешкой говорит:
- Всё, что захочешь... У тебя не очень богатая фантазия, да?
Кёя не отвечает.
Он облизывает пальцы – Мукуро, конечно, управляет нервными окончаниями этого тела, но тело всё же не его и не хотелось бы ему повредить... хотя есть ли здесь вообще что-то настоящее? Это же иллюзия. Вполне возможно, что вне её они даже не раздевались. В тех действительностях, где Кёя добирался до настоящего тела Мукуро (за исключением тех, в которых его единственной целью при этом было убийство), иллюзионист предпочитал другие игры – для них нужно было много, много терпения и выдержки, но совсем не требовалось грубой силы...
Ни правил, ни закономерностей нет.
Когда Мукуро выгибается ему навстречу, Кёя чувствует себя одновременно во множестве вариантов – здесь и на оборотной стороне Земли, сегодня и год назад, пять лет назад, десять... То, что впервые происходит в этой действительности, тысячу раз происходило в иных. Их сознаниям известно больше, чем их телам. Здесь, в иллюзорном пространстве, сознаний достаточно.
Пульс сердца и ритм движений становятся чаще. Мукуро начинает стонать сквозь стиснутые зубы. Лицо его искажается. Кёя наклоняется и целует его – шею, тонкие ключицы, розовые соски.
- Медленнее, - выдыхает Мукуро, и он подчиняется, сам не поняв – то ли потому, что собирался подчиниться, то ли потому, что его телом всё ещё управляют.
Пламя растёт. Языки его вздымаются и опадают в ритме, заданном двумя сливающимися телами; искрящаяся лёгкая алость выжигает мысли, вместо крови мчится по венам.
Кёя перестает думать и контролировать себя. Он снова ускоряет движения, и Мукуро больше не приказывает ему сдерживаться.
Сверху, из пламенеющей тьмы, падают, угасая в воздухе, золотые искры.
-
-
06.11.2008 в 01:11- Ты сказал, что выяснил.
- Да. Я о другом. Почему именно мне?
Мукуро долго размышляет, глядя в потолок.
- Дело не может быть в Базуке. Она работает одинаково на всех. Значит, дело в тебе.
- I’m chosen one, - сумрачно замечает Хибари.
Мукуро смеётся. Он полулежит на руках у Кёи, пристроив голову на сгиб его локтя, правый алый глаз прикрыт, а левый синий следит за тем, как желтая птица скачет по плечам хозяина.
В комнате не найти и следа пожара, который бушевал полчаса назад. Отсветы заката окрашивают белую бумагу ширм. В небе замерли лиловые пряди облаков.
- Или в ситуации, - вслух думает иллюзионист. – Если в самом деле актуальный вариант реальности изменился, это произошло вследствие чего-то. Вследствие какого-то поступка. Вряд ли ты можешь найти сейчас этот поступок среди вариантов. Но он и будет ответом.
- Тайны и загадки.
- Не забивай ими свою круглую японскую голову... Кёя, сейчас мне нужно будет уйти. Вообще уйти отсюда. Дела.
- Ты сейчас в Европе? – спрашивает тот.
- Какая разница? – Мукуро поднимается из его объятий, перевязывает резинку, которой стянуты волосы.
- Я хочу с тобой встретиться.
- Нет.
- Этот ответ меня не устраивает.
Мукуро с интересом смотрит в неподвижное лицо Кёи.
- Любопытные манеры. Я сказал «нет».
- Ты боишься?
- Я не хочу об этом разговаривать. – Мукуро разворачивается и идет к выходу. Кёя молча смотрит ему в спину, но когда итальянец ударом ладони отгоняет в сторону створку сёдзи, не выдерживает:
- Мукуро.
- Что?
- Как тебя зовут на самом деле? У тебя есть настоящее имя. Итальянское имя.
- И ни в одном из вариантов оно тебе не известно, - Мукуро бросает через плечо насмешливый взгляд: - Да, я знаю, что тебя это ранит.
-
-
06.11.2008 в 01:21-
-
06.11.2008 в 01:24-
-
06.11.2008 в 10:54Роль Гокудеры европейской части Семьи не до конца ясна, но его терпят.
для них нужно было много, много терпения и выдержки, но совсем не требовалось грубой силы...
...Автор. Хочу узнать кто Вы, потому что это... вынесло мне мозг напрочь.
Это настолько адски прекрасно, что нет слов.
Спасибо Вам большое.
... пожалуй, после этого фика я поняла в чем "соль" этого пейринга.
-
-
06.11.2008 в 12:48еблетом, кто сверху, а кто снизу, а характерах и в атмосфере. Вы написали идеальный кинк.-
-
06.11.2008 в 12:57-
-
06.11.2008 в 15:07-
-
06.11.2008 в 16:37-
-
06.11.2008 в 16:38-
-
06.11.2008 в 16:51Занимательная идея, замечательный стиль и структура) Не так уж и много в фандоме втемяшивающихся фиков, чтоб списать эту работу просто на выполнение кинковой заявки.
Автор -
- Как тебя зовут на самом деле? У тебя есть настоящее имя. Итальянское имя.
- И ни в одном из вариантов оно тебе не известно, - Мукуро бросает через плечо насмешливый взгляд: - Да, я знаю, что тебя это ранит.
- Меня это ранит, - говорит он. Думаю, это будет классикой фэндома.
поддерживаю) наряду с камикоросом)))
-
-
06.11.2008 в 17:10-
-
06.11.2008 в 18:58-
-
07.11.2008 в 14:10-
-
07.11.2008 в 15:49ахуительно!-
-
15.11.2008 в 02:01И Кёя такой... влюбленный.
И миры - миры прекрасные.
-
-
18.12.2008 в 21:25-
-
18.12.2008 в 21:30Автор.
PS спасибо ^_^
-
-
20.12.2008 в 08:24Автор, дайте, дайте еще такой травы!
-
-
02.01.2009 в 22:22-
-
05.01.2009 в 21:19-
-
31.01.2009 в 23:38спасибо вам большое, что вы выбрали именно этот пейринг и написали самый стоящий фик, который я читал за многое время) *завтра
на трезвую головуобязательно перечитаю*ПС не сочтите за наглость, но не могли бы раскрыть свою личность хотя бы по личке, мне бы очень хотелось почитать еще ваших фиков^^
-
-
04.02.2009 в 15:51-
-
07.02.2009 в 01:04-
-
10.02.2009 в 02:52-
-
02.03.2009 в 20:55-
-
02.03.2009 в 21:00и раскрылся в положенном месте