Ямамото-Гокудера
Ямамото очень ревнует Хаято к Тсуне, мучается по этому поводу. Гокудера не обращает на мечника никакого внимание.
Набравшись смелости, Ямамото признается Гокудере в своих чувствах, но тот над ним только смеется, чем вызывает ярость Ямамото.
немного насилия и принуждения, обоюдное удовольствие, в конце Гокудера говорит Ямамото, что это был просто секс, и ничего серьезного за этим никогда не последует. Реакция Ямамото на это, на усмотрение автора.
Ямамото очень ревнует Хаято к Тсуне, мучается по этому поводу. Гокудера не обращает на мечника никакого внимание.
Набравшись смелости, Ямамото признается Гокудере в своих чувствах, но тот над ним только смеется, чем вызывает ярость Ямамото.
немного насилия и принуждения, обоюдное удовольствие, в конце Гокудера говорит Ямамото, что это был просто секс, и ничего серьезного за этим никогда не последует. Реакция Ямамото на это, на усмотрение автора.
автор 1
Вот тут Ямамото уже кривит душой. Недостаточно ни «просто по имени», ни «просто с симпатией». Он мучается: иногда Хаято так посмотрит или так скажет что-нибудь, словно все знает (а может, и правда знает, он же умный парень), и как будто даже дразнится… А когда дразнится, это что-нибудь значит? Это значит, что можно рассчитывать, например, на взаимность? На совместное счастье? На счастье – ха-ха, какая дружная мафиозная семья.
А иногда – словно ничего не думает, ничего не знает, совсем не дразнится. И вообще ему все равно. И этот вариант, как бы ни было приятно себе что-то там фантазировать на тему взглядов и телодвижений, все-таки кажется ближе к истине.
– Подай мне чашку, – говорит Гокудера, не отрывая взгляда от раскрытой книги. Очки. Он из таких, которым очки очень идут. Ему все идет.
– Пожалуйста.
Гокудера отхлебывает, ставит чашку на место и замечает Тсуну, спускающегося по лестнице. Он вскакивает, очки летят на стол, чашка со сдвинувшегося стола – Ямамото на колени.
– У-у-уй…
– Джудайме!
Ямамото бьет кулаком по столу.
– Ямамото, больно?!
– Пфф…
Но Тсуну он в этот момент ненавидит все равно больше. Хотя Тсуна ни в чем не виноват и ему тоже плевать. У него есть девочки. И это сейчас самое ценное в нем для Ямамото качество.
В раздевалке двое старшеклассников говорят про секс. Слегка бравируя этим перед младшими, обсуждают незначительные детали, советуются. Вполголоса, но тема такая, что все слышат, кому надо и кому не надо. Вроде у одного из них что-то там было с «этой, которую ты видел в зеленой юбке», а у второго никак не получается с девушкой, имени которой он не называет. Ямамото весело – «я хочу, а она не хочет». Ему хочется встрять и узнать, что ему посоветует опытный парень. «Я его хочу, а он на меня даже не смотрит». Доктор, я не хочу лечиться, что мне делать? Доктор, он и на девочек тоже не смотрит. Доктор, может, он как я? Доктор, а может, он реагирует только на Тсуну? Доктор, как вы думаете, он хочет его трахнуть? Или хочет, чтобы трахнули его?
Доктор Шамал, вы так давно его знаете… вы не в курсе? Доктор Шамал, что будет, если я вас спрошу? Доктор Шамал, а вы не смотрите так понимающе. Потому что ни хера вы, доктор Шамал, не понимаете в том, что со мной происходит. И не поймете.
У Шамала Ямамото получает пластырь-нашлепку на нос. Поскользнулся на тренировке, пропахал носом асфальт, теперь похож на семпая. Вообще красавчик.
Он улыбается девочкам по привычке.
Сигарета всегда очень отвлекает. Глядя на сигарету, Ямамото смотрит на губы, а глядя на губы, начинает думать о том, как их поцеловать, а думая о поцелуях, фантазирует о совсем несбыточном. Но сейчас сигареты нет. Он немного романтик, а Хаято совсем на романтика не похож, но если взглянуть правде в глаза, он не очень хорошо его знает. И ведь пока не попробуешь, не узнаешь, так? Ямамото не затягивает с разговором. Потому что настоящее терпение – это когда терпеть уже не под силу. Так говорит его старик.
– Что за серьезный разговор по поводу Джудайме?
Обычно Ямамото очень искренен. Зовя Хаято к себе после уроков, он тоже очень искренен, только всей правды не говорит.
– Он тебе нравится?
С таким выражением лица Гокудера похож на Сквало. Они вообще очень похожи. Только Сквало никогда не смотрел на него с презрением, даже когда они первый раз встретились. И Сквало его совсем не интересует.
– Он мой босс и будет им до конца моей жизни. При чем тут нравится или не нравится?
– Да или нет? Хочешь его?
Глаза у Гокудеры становятся совсем огромными. Большие такие зеленые глаза на изящном личике. Ямамото понимает его отца, который увез к себе светловолосую пианистку, несмотря на живую здравствующую жену.
– Ты что… ты что такое спрашиваешь? Головой ударился? Ты что несешь?!
– Нет, – Ямамото счастливо улыбается. – Тогда все хорошо. Я тебя люблю.
Хаято все еще таращится, и Ямамото смеется. Сердце у него не колотится, а как будто вообще перестает биться, выжидает. Казнить нельзя помиловать. Самое страшное теперь позади. Наверное.
– Ты это серьезно, что ли? – Гокудера поджимает губы и отступает на шаг. На лице у него что-то вроде отвращения. Или нет. Ямамото не разбирает.
– Серьезно. А ты? Ты что-нибудь думаешь… обо мне?
– Дева Мария и младенец Христос, – говорит Гокудера. Все-таки отвращение, – ну ты еще ненормальнее, чем я думал. Ты не только полный идиот, а еще и… фу.
Тут он начинает смеяться. Схватившись за живот, как во время приступа, прыскает, сначала хихикает, а потом ржет в полный голос, сгибаясь пополам. У него снова отвратительный голос, а выглядит он все так же мило, и все так же нравится Ямамото до потери разума. До абсолютного безумия. Сердце вспоминает о своих обязанностях, разгоняет кровь, она приливает, кажется, всюду.
Отсмеявшись, Хаято прислоняется к стене.
– Я не такой. И от тебя это было неожиданно. Лечись, придурок. Может, это просто гормоны.
– А что смешного? – спрашивает Ямамото. Оказывается, сознание давно врубило автопилот. Он даже не понимает, что спрашивает.
– Все смешное. Чувства твои эти. Сам посмотри, ну это же чушь. Вокруг тебя же они, – Гокудера делает в воздухе какой-то знак, вращая кистью, – девчонки, еще больше, чем вокруг меня. Просто целый гарем, выбирай, какую хочешь. С чего бы я тебе сдался, сам подумай?
– Мне гарем не нужен… – свой голос Ямамото не узнает – какой-то он резковатый и тихий.
– Мне некогда с тобой это обсуждать. Я вообще на все это плевать хотел.
– Совсем-совсем?
– Совсем-совсем, – передразнивает Гокудера и поворачивается к двери, – все, я пойду.
– А может, ты и прав, – говорит Ямамото задумчиво, – может, это только гормоны.
И на полпути перехватывает запястье, не давая Гокудере открыть дверь. А потом стискивает второе – завтра там будут страшные синяки. Гокудера не без труда выворачивается, немного обескураженный, и эта обескураженность играет Ямамото на руку. Пока Хаято тормозит, он успевает схватить его за пояс – заученное, честно говоря, движение – и оторвать от земли, лишенный опоры под ногами, Гокудера не может достаточно яростно сопротивляться. Бросив его лицом на кровать, Ямамото усаживается сверху, крепко стиснув коленями его бедра, и сдирает чужой галстук – сам он терпеть не может этот предмет школьной формы, но здесь он очень полезен. Гокудера испуган и не тратит силы на ругань, только молча бешено сопротивляется, кажется, не понимая до конца, что с ним собираются сделать. А может, прекрасно понимает, и оттого борется с таким отчаянием.
Связав ему руки, Ямамото говорит:
– Отец приедет только завтра. До завтра мы тут совершенно одни.
– Только попробуй…
Ямамото следует предложению с той же радостью и скоростью, с какой Гокудера минуту назад подчинялся. Он кладет ладонь на его зад и несколько раз проводит рукой, с нажимом гладя. Гокудера дышит сквозь зубы. Ямамото стаскивает брюки окончательно и скидывает их на пол, а потом принимается за свою одежду.
И этим моментом Гокудера пользуется, чтобы попытаться освободиться. Он резко поднимает ноги, лягнув его, почти сбрасывает с себя, пытаясь отползти и вскочить, и ему это почти удается, но Ямамото ловит его, схватив за лодыжки, и снова подтягивает к себе, под себя, переворачивая на спину. Тяжело дыша, Гокудера смотрит на него с чем-то, похожим на ненависть. Ямамото никак не может точно определить касающиеся его эмоции. Чего-то всегда не хватает, чтобы считать отвращение отвращением, ненависть ненавистью, и поддразнивание – поддразниванием.
Эмоции, написанные на лице, сразу перестают волновать Ямамото, когда он замечает, что у Хаято стоит. Он не возбужден наполовину, он полностью готов получать удовольствие от того, что с ним сделают, и он уже его получает.
Не желая унижать его еще сильнее – у Гокудеры красные щеки, кончики ушей и кончик носа – Ямамото даже не улыбается. Ему вообще это в голову не приходит. Он только проводит ладонью, обводит пальцем. Гокудера выгибает спину, зажмурившись, но не издает ни звука. Ямамото использует мгновение, чтобы раздеться окончательно.
– Развяжи мне руки, – неразборчиво говорит Гокудера.
– Нет.
– Развяжи, я уже никуда не убегу… мне больно и неудобно.
Это спокойствие в сравнении с бушевавшим недавно сопротивлением не дает Ямамото поверить ему, но они уже так далеко зашли, что терять нечего. Он берет Хаято за плечи, приподнимает, сажая себе на колени, быстро расправляется с узлом за его спиной. Освободив руки, Гокудера растирает натертые запястья, снимает джемпер и рубашку.
Облизав пальцы, Ямамото без предупреждения вставляет один. Слышит прерывистое дыхание у своего уха и пробует вставить два, но Гокудера негромко вскрикивает и бьет его кулаком по спине – слишком слабо, чтобы причинить боль.
– Аккуратнее! Не в пизду суешь!
Нервно рассмеявшись, Ямамото берет себя в руки. Он не позволяет задуматься о том, что они сейчас делают, и просто следует инстинктам тела, которые диктуют ему сгибать пальцы, он несколько раз глубоко просовывает один, и Гокудера единожды вздрагивает и стонет, вонзив короткие ногти ему в спину.
Потом, подцепив из кармана штанов крем для рук («Впитается…» – «Ничего»), Гокудера укладывается на спину, расставляя ноги, и Ямамото приподнимает их себе на плечи. От непривычной позы Хаято ерзает, никак не может устроиться удобно. Крепко стиснув зубы, откидывает голову, когда Ямамото входит в первый раз, раскрывает рот и беззвучно кричит. Но позже, приноровившись в такт дышать, он расслабляется, опуская руку, кладет ее себе на член. Ямамото двигается, пытаясь поймать его взгляд – больше он ничего не может сообразить, и вообще забывает, что нужно – а зачем нужно? – что-то соображать. Глухо, низко постанывая – Гокудера отстает от него со своими стонами на секунду – слишком быстро кончает, едва успев вытащить, и тут же, не придя до конца в себя, помогает кончить Гокудере.
– Один раз трахнулись, сняли напряжение, – говорит Хаято, отворачиваясь, когда Ямамото тянется его поцеловать, – все. Я пошел на это, чтобы ты своей выдуманной любовью не навредил семье. Больше такого не повторится.
Он поворачивается к нему спиной. Вроде бы не торопится вставать, бежать куда-то или мстить на месте. Ямамото утыкается лбом в острые лопатки, обнимает его одной рукой и чувствует себя почти счастливым – несмотря ни на какие жестокие слова.
«Почти» бы не было, если бы он знал, что через полчаса Гокудера встанет, натягивая на себя одежду, с минуту постоит над ним, а затем, прикоснувшись губами к его виску, замрет так на несколько мгновений. И на цыпочках выйдет из комнаты.
Любовь в их будущем мире вообще вредна сама по себе.
заказчик
Но если это противоречит правилам сообщества, текст без проблем может быть удален.
На сообществе просьба не раскрываться до конца тура.Тур давно прошел, пост для разоблачения ждет вас. ^^
з.з. и зря сцали, текст - конфетка)
потрясающе написано: живо и верибельно
автор последнего вполне узнаваем
Да ну
Спасибо))